Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но пятно от кислоты на полу! — напомнил Максимов. — И главное — череп!
— Череп принадлежал человеку не нашей эпохи, Алекс. Я обратила на это внимание и чуть погодя поинтересовалась у аптекаря, не пропадал ли из его домашнего музея аналогичный экспонат. Он подтвердил. К слову, череп ему вернули в жандармерии, правда, он изрядно попорчен кислотой… Так что все это не более чем инсценировки, устроенные господином Гаше для нас и легковерных жителей деревни.
— Но как ему удалось проникнуть в дом аптекаря и найти нужное? — допытывался Алекс. После затянувшегося неведения он дорвался до расспросов и собирался уяснить для себя все тонкости.
— У меня есть гипотеза. Она построена на сходстве глаз, лицевых углов, отдельных жестов… — Анита снова вперила взор в мсье Гаше, или как там его звали. — Вы и есть сбежавший сын аптекаря, не так ли? Многолетняя разлука, немного маскарада, и в деревне вас не распознали.
— Вижу, вам известно все, — процедил мсье сквозь зубы. — Поразительная проницательность! Я бы сказал, пронырливость…
— Но-но! — Максимов пригрозил ему револьвером. — Поделикатнее, сударь! С трех шагов я не промажу.
— Труднее всего было раскрыть фокус с записками, — продолжала Анита. — Но я подумала вот о чем. Захудалая приграничная деревенька. Писем почти никто не пишет, почтовые служащие отвыкли от работы. И вдруг — целый вал корреспонденции, причем с одинаковым содержанием. Если цензор поначалу и просматривал эту галиматью — точки, черточки, квадратики, — то впоследствии махнул рукой. Я сама это видела на днях… В них никто не вглядывался, не изучал досконально. А между тем они очень важны.
— Чем же? — не отставал Максимов.
— Тем, что это не просто путаница знаков, а схема прибрежных французских вод. То есть на большинстве записок она бессмысленна, но на одной — той, ради которой все и затевалось, — обозначен точный фарватер, позволивший кораблю сеньора Джузеппе обойти мели, рифы, сторожевые суда и прибыть сюда незамеченным.
— Но почему письмо нельзя было отправить безо всяких ухищрений?
— Имелся риск, что его перехватят и вычислят отправителя. Ведь оно было послано в Италию. Вспомни, с каким пристрастием нас досматривали на границе. Нет, Алекс, письмо должно было затеряться в груде ему подобных, как лист в твоем любимом псковском лесу. Деревенские рыбаки, убежденные, что на записках лежит проклятие, рассылали копии куда придется. А у многих есть родня в соседних странах… Перегруженная почта утратила бдительность.
— А ты видела то… настоящее письмо?
— Разумеется. Ради него я и устроилась помощницей господина почтмейстера. Я сличала рисунки, особенно в записках, адресованных иностранным получателям, и нашла то, что искала.
— И вы никому ничего не сказали? — усомнился блудный аптекарский отпрыск. — Позволили письму уйти по назначению?
— Понимаете… Я не хочу вмешиваться в политику, и Алекс тоже. Подозреваю, что сеньор Джузеппе прибыл сюда, чтобы забрать груз, необходимый ему для сопротивления французским войскам в Риме. Ружья, порох, ядра… Все это, скорее всего, закопано в масонском подземелье — это надежное убежище, и оно выходит прямо к морю. Возможно, на борт должны прибыть наемники, но нам нет до них дела. Все равно, кто победит в вашей войне, меня она не касается.
— Так что же вам угодно, сударыня? — с прохладцей спросил Гарибальди. — Отступные за молчание?
— Dios mió! Какого же вы гадкого мнения о моей персоне… У нас с Алексом достаточно средств, я не собираюсь выступать в роли вымогательницы. Но рассудите сами: эта бедная деревня пострадала… она погружена в хаос, который уляжется еще не скоро. Да и впоследствии обо всем этом будут вспоминать с содроганием. К тому же семьи, у которых и так денег негусто, потратились на эти глупейшие письма. А у Плешивого Гастона мсье Гаше еще и амбар подпалил… Вам не кажется, что люди заслуживают компенсации?
Сеньор Джузеппе поднял правую руку, точно готовился дать клятву.
— Пусть будет так. Мой помощник, — он бросил суровый взгляд на развенчанного винодела, — проявил недюжинную хитрость, но кое в чем перестарался. Я возмещу убытки. Каждая семья найдет на пороге своего дома кошелек с двадцатью франками. Это равняется их среднему месячному доходу. Как, по-вашему, соразмерное вознаграждение за причиненные неудобства?
— Вполне, сеньор, — не стала торговаться Анита.
— Но каким образом это устроить? — вновь подал голос похититель черепов.
— Вот вы все и устроите, мой дорогой Лоран, — наградил его усмешкой итальянский герой. — Вы же у нас такой изобретательный…
Над морем уже брезжил рассвет, когда Анита и Алекс возвращались домой. Деревня хранила гробовое молчание. Никто не высовывался из домов и, соответственно, не мог видеть, как по песчаной отмели сновали матросы, грузившие на шхуну ящики с боезапасом. Максимов опасливо оглянулся.
— Знаешь… я бы на их месте нас пристрелил. Где гарантия, что мы не сдадим их жандармам?
— Хорошо, что ты не на их месте, — отозвалась Анита. — Я была наслышана о сеньоре Джузеппе и уверена, что он поведет себя как истинный джентльмен.
Максимов помолчал, а потом спросил то, что давно вертелось на языке:
— Ну а та записка, которую я выловил в море? Что ты с ней сделаешь? Сохранишь для истории?
— Вот еще! — Анита фыркнула, словно он сморозил несусветную чепуху. — Я выбросила ее сразу же, как только сообразила, в чем дело. Ридикюль у меня и так невелик. Таскать в нем бесполезный мусор — это не по мне…
Елена Логунова
Юстас — Алексу
Мой тщательно взлелеянный прекрасный план неожиданно поломался, но тут же вместо него возник новый, просто гениальный.
Я никогда не затруднялась с фантазиями и планами. Соображалка у меня работает — будь здоров!
Не то что у моей сестрицы Алки. Та всегда была туго думкой.
Папа наш дипломатично говорит, что у его старшей дочери немного хромает логика.
Ха-ха, немного хромает!
Да Алкина логика едва ковыляет, дунь на нее — завалится.
В школе Аллочка еле-еле вымучила свою серебряную медаль, над учебниками физики, химии и математики корпела ночами. С