Глаза у Томаса забегали, как у зверя в» западне.

— Да какой там друг! — говорит он этак пренебрежительно. — Нам приходилось вращаться в одних и тех же кругах. Норас Бэвис тоже допущен ко двору.

— Может, в следующий раз он тебе записку от какой-нибудь дамы принесет?

Арфист глянул на Мэг с опаской, ровно на колдунью какую.

— Ох, Том, — вздохнула Мэг, — я ведь из ума еще не выжила. Когда я два раза за весну слышу о леди Лилиас, я уж как-нибудь соображу, в чем дело.

Он расхохотался.

— Ну и ладно. Признаюсь, я влип-таки, и дело вышло довольно рискованное. Ее братья убили бы меня, останься я при дворе, но видите, она удачно вышла замуж за благородного человека, и вообще все благополучно обошлось.

Мэг и не думала улыбаться, да и я, должно быть, глядел невесело.

— Думаете, женщины не могут соблазнить? — начал он оправдываться. — Уж кто-кто, а Лилиас Драммонд от несчастной любви не зачахнет, уверяю вас.

Но нам-то что до леди Лилиас?

— Постой, постой, это получается, ты можешь обрушить на наши головы сэра Драммонда со всей своей родней за то, что мы приютили тебя здесь? — потребовал я объяснений.

— Им же надо найти меня сначала. А кому придет в голову искать меня здесь у черта на куличках? Драммонд не станет поджигать овечьих загонов. Да говорю же, теперь все в порядке!

— Ну-ну, особенно когда твой дружок-цыган вернется в Селкирк и разболтает о твоем убежище!

Хорошо хоть у него хватило ума не искать у Мэг сочувствия.

— Гэвин, — сказал он, глядя мне в лицо, — ты меня просто плохо знаешь. Если бы они явились, я встретился бы с ними в холмах. Клянусь! Вот моя рука и вот моя арфа.

— Да не нужны мне твои великие клятвы, — проворчал я, потому что поверил ему. — Я смотрю, ты уж слишком старательно ищешь приключений на свою голову.

— Я не нарочно, — говорит он. Как ребенок, честное слово! — он упорно глядел в землю. — Нет, не могу объяснить.

— Конечно, — говорит Мэг, — как объяснишь то, чего не понимаешь. А ты, Томас, должен цыгану спасибо сказать за новости.

Я спросил жену, откуда она столько знает про лудильщиков? Но Мэг отмахнулась.

— Я еще из ума не выжила.

Вот так Рифмач с нами прощался.

— Отправляешься, значит, свое счастье искать, — вздохнула Мэг, — как юноши в сказках… А если бы Норас Бэвис не принес известий, а твоя леди Лилиас родила от тебя, что бы ты тогда делал, Томас?

Он ответил ей словами одной из песен:

— «Я б ступил ногой на корабль, я б за море тогда уплыл». Так, наверное. Пришлось бы уйти чуть пораньше — и не возвращаться.

— Ну, теперь ты волен вернуться, когда вздумается, — тепло улыбнулась ему Мэг. Такая улыбка снег может растопить на склонах.

— Если только удастся…

Мэг обняла его, рослого, нагруженного, в плаще.

— Господь с тобой, Том.

* * *

Ну, все знают, что в конце концов наш Томас нашел свою удачу, а заодно и другое имя. Я надеялся, что беды миновали его.

Мы не стали говорить Элсбет ни о цыгане, ни о леди Лилиас. Девушка заходила, как и прежде, словно доказывая, что появлялась здесь не только из-за Томаса, и не скажу, чтоб нам не нравилось ее общество, острый язычок и приятный голосок.

С уходом менестреля вокруг нее начали увиваться парни, но я бы посоветовал им поберечь подметки. Она сидела себе с Мэг за ткацким, станком или у камина, и отрывалась только для того, чтобы выставить на посмешище всех этих хороших ребят, которые были ее соседями сызмальства. Месяц за месяцем проходили без Томаса, и потихоньку она подобрела к ребятам и даже гуляла по неделе то с одним, то с другим.

— Не могу я их полюбить, Мэг, — говорила она в отчаянии. — Никогда я не буду женой! Может, лучше монашкой стать…

— Подождем, посмотрим, — говорила в этих случаях моя женушка непривычно ласковым голосом. — Просто подождем, а там видно будет.

* * *

Осенью снова пришел Рифмач. Он появился между праздником Урожая и Днем Всех Святых, явился пешком, зато разряженный, как принц, в расшитой одежде, с арфой, в лентах, в отличных крепких башмаках.

Сам веселый и в сумке полно подарков. Он с гордостью выложил их перед нами.

— Вот, иду в Роксбург, — говорит, — на большую песенную ночь, я вам про нее рассказывал.

Так мы узнали, что он к нам всего недели на две. Такие вещи всегда лучше сразу знать: и Мэг легче, не надо все время гадать, когда он уйдет. Элсбет потом рассказала нам, что Томаса растил брат, так же, как и ее, только он был не такой добрый, как Яан, а жена его и вовсе обрадовалась, когда Томас сбежал со старым слепым арфистом, чтобы быть его поводырем и учеником.

Девушка странно приняла его возвращение. Казалось, она растеряла весь свой задор. Не то, что поязвить над своими ухажерами — его бы это позабавило — про них она вообще забыла, и если Мэг или я чего скажем, злилась сразу. Даже я видел, как она до боли дерет свои кудри, чтоб заплести покрасивее и перевить лентами.

— О, голубая, — говорит Томас. Он-то все замечает. — Очень мило.

— А, ерунда, — говорит девчонка, хлопоча по дому и не глядя на него.

Через несколько дней она вдруг перестала приходить. Лето стояло чудесное, а Томас маялся в доме, смеха его мы больше не слышали. И привычку свою бродить в холмах он забросил.

Наконец Мэг взялась за дело сама и попросила его отнести в Хантсли яйца. Томас, словно только этого и ждал, набросился на нее чуть ли не с кулаками.

— Почему вы не сказали мне, что она завела себе дружка?

— Ну, — говорит хитроумная Мэг, — не может же она тебя вечно ждать.

Но я все испортил, потому что одновременно с ней, только погромче, воскликнул:

— «Дружка!» Да с чего ты это в голову забрал?

— Она сильно изменилась, — злится он. — На меня смотреть не хочет, а сама жеманничает, прихорашивается, как дама какая. И язык словно проглотила. Ясно, сходит с ума по какому-нибудь дураку. Могли бы и сказать.

— Об эти годы они быстро взрослеют, — пожала плечами Мэг, но я-то слышал, как она фыркнула, едва не расхохотавшись.

Ну, у них не было особо времени, чтобы разбираться. Жена Яана родила еще одного малыша, и у Элсбет дома хватало дел. Томас, к моей досаде, крестин не дождался, ушел. А жаль. Говорят ведь: чтобы свести людей как следует, нет ничего лучше хороших крестин.

* * *

Нам он сказал, что вернется весной, так оно и вышло. Выглядел он бледным и усталым, хоть и говорил, что все хорошо. Показал кольцо, полученное от короля и всякие побрякушки — подарки от разных благородных.