тоже издавало похожие звуки, типа журчания, поэтому я был не единственным их источником.

Я легко выбрался на корму, на которой не было надстройки. Кораблик был меньше первого и был намного хуже вооружен. Возле кормовой пушки дремал часовой, который даже не заметил, что его убили.

Спустив аккуратно его тело за борт, я ощупал паруса. Пальмовый лист был сух. Я взял маленький масляный светильник, стоявший на палубе, и поднёс к парусу. Толстый, пятисантиметровый слой легко занялся, и огонь сначала ушёл внутрь, как в сигару, а потом весь парус вспыхнул, как порох. Тоже случилось и со вторым кормовым парусом.

Я скользнул в воду, посмотрел на бухту, и огней каракки не увидел. На джонке послышался китайский ор. Заметив тень медленно проходившей мимо каракки, я замахал руками. Пеньковые канаты, обмотанные вокруг моего тела, плавучесть добавили, но резвости поубавили, и я с трудом успел ухватить проплывавший мимо меня линь, к концу которого капитан догадался прицепить пробковый поплавок.

Я значительно затормозил движение парусника и едва не упустил, скользнувший из рук, конец. Создавая бурун, я приспосабливал тело к буксировке, когда справа раздался пушечный залп.

Ядра ударили по «Люсии». Она сразу ответила, но мне показалось, что по сравнению с вражеским, наш залп был «хилым».

«Люсия» довернула левее, пытаясь выйти из-под обстрела и набрать скорость на ночном бризе. Скорость бриза была, около пяти метров в секунду, то есть всего один "узел", а справа слышались шлепки вёсел галеры.

— «Приплыли», — подумал я и, увидел наваливающийся на меня борт.

[1] Здесь: часть верхней палубы от носовой надстройки (бак) до кормовой (ют).

[2] Горизонтальное либо наклонное рангоутное дерево, выступающее вперёд с носа парусного судна.

[3] Песчаная отмель.

[4] Легендарный адмирал империи Мин, путешественник, флотоводец и дипломат (1371—1435).

[5] Вертикальный вал, соединяющий румпель с пером руля.

Глава 4

Слегка ободравшись о ракушки и проскользнув под вёслами, я едва успел зацепиться за перо руля, висевшее на такой же странной конструкции.

Не обращая внимание на шум стекающей с меня воды, за кормой вода кипела, как в чайнике, я вылез на корму и заколол двух румпельных матросов. Потом заколол трёх пушкарей левого борта и тут моё везение закончилось. Две последние жертвы вскрикнули и пушкари с правого борта, оглянувшись на вскрик, увидели меня.

Я шагнул навстречу крайнему справа от меня, одновременно уклоняясь от удара здоровенным ножом среднего. Перехватив остриём левого кинжала правую руку крайнего, я проткнул ему предплечье между лучевых костей и поднял его руку вверх. Палаш он выронил и заверещал так, что даже я сильно удивился.

Двое других пушкарей отпрянули, а я, держа свой левый кинжал высоко, спрятался за орущего и сделал выпад в сторону среднего, но не достал. Тем временем мой щит «опал», как сухой лист, видимо потеряв сознание. Я доколол его и получил колющий удар в живот слева.

Палаш скользнул по моей «броне» мне под левую руку. Опустив её вниз я поднял свое предплечье и раздался ещё один ор.

— Что же вы так орёте? — подумал я, насаживая печень противника на правый кинжал и проворачивая его.

Третий противник отступал к трапу правого борта. Я шагнул левой ногой, делая уклон и нырок в ту же сторону от удара по диагонали сверху, делая руки «домиком». Палаш прошел вдоль руки и по спине, а моя левая рука, держащая нож прямым хватом, прошлась по его печени, потом на противоходе зацепилась за его почку.

Почему-то никто на надстройку не лез и убить меня не пытался. Я выглянул сверху вниз и увидел на палубе пушкарей, приготовившихся стрелять.

— Право на борт, — крикнул какой-то китаец с бака.

Его команду повторил второй китаец, стоящий у левого борта и смотревший в мою сторону.

— Право, так право, — сказал я и завалил румпель[1] резко вправо.

Джонка повернула влево, взяла парусами встречный ветер и завалилась на правый борт. С бака и шкафута послышались китайские проклятья в адрес рулевых, и в сторону бака поспешили «воспитатели». Я насчитал их восемь человек.

Засунув кинжалы в плечевые ножны и сбросив трупы в румпельную шахту, чтобы не мешали, я подобрал с палубы два палаша, и встал у румпеля, напевая песенку:

— Карусель, карусель, начинает рассказ. Это сказки песни и веселье! Карусель, карусель, это радость для нас. Прокатись на нашей карусели.

— Какого хрена ты делаешь?! — по-китайски крикнул тот, кто поднялся первым. — И где пушкари?

— Попрыгали за борт, — сказал я из темноты.

— Какого фуя?! — Гневно спросил начальник.

Это прозвучало так по-русски, что я рассмеялся и шагнул ему навстречу, начиная карусель.

Его голова скатилась на палубу, а тело мягко осело, заваливаясь назад. Левый палаш вошёл остриём в шею и с движением локтя вовнутрь провернулся, выскальзывая. Ноги мои переступили влево и следующий удар правого палаша пришёлся на третьего китайца, как раз высунувшего свою голову вперёд из-за второго. Он ещё ничего не понимал, а уже падал вниз по трапу на четвёртого с разбитой головой.

Другая группа, поднявшаяся по левому трапу остановилась от того, что передний китаец, увидев мой танец дервиша, попятился назад. И тут я почувствовал, как палуба уходит из-под моих ног. Я запоздало услышал удар и полетел за борт.

Однако упал я не в воду, а на носовую палубу третьей джонки, на которой, как я уже говорил раньше, бушприта не было.

Я хорошо саданулся о пушку плечом, но палаши держал крепко и не выронил. Я не боялся кого-либо поранить, а, наоборот, хотел этого, поэтому, продолжая вращаться, я покатился по палубе, опираясь на палаши и кулаки и подрезая чьи-то ноги. Раздались стоны и крики.

Мне было легче. На моей стороне была неожиданность и неразбериха на борту. Я прошёлся по палубе, как газонокосилка. Сначала по левому борту, потом по правому.

— Карусель, карусель… Прокатись на нашей карусели! — Выдохнул я и огляделся.

С кормы на меня смотрели пушкари, но увидев мой взгляд, бросили свои палаши и вытянули руки вперёд, показывая их мне. Я показал за борт, они послушно спрыгнули. Не раздумывая.

Я посмотрел на раздавленную джонку. Она дымилась. Из-под палубы струились тонкие струйки дыма и слышались крики о помощи на португальском и испанском языках. На той джонке, где находился я, с вёсельной палубы так же слышались крики на знакомых языках.

Я выбил клин, поднял решётчатый люк и увидел крутой трап,