кружки. Чифир, которым он питался все это время, уже перестал торкать. Вообще никакой реакции. Только блевотная горечь.

– Выясни, кто куда уезжал в это время. Гулять, трахаться, жениться, хоронить, тетку в больницу класть, всех проясни!

– Так уже, Расписной, уже! У всех чисто!

Но Влад, не слушая, задумчиво тарабанил пальцами по столу. Что-то он сказал сейчас такое, что-то важное…

Поднял глаза на Кудрявого.

– А у Серого тетка в какой больнице лежит?

* * *

Кудрявый, недоверчиво кривясь, смотрел в бинокль на заброшенную деревню.

– Расписной, че-то хуйня какая-то, дома все разваливаются, ни собак, ни кур, даже кошаков нет.

– Смотри туда, – Расписной кивнул в сторону выезда, – деревня заброшенная, а дорога чистая. Здесь в том году ураган был, помнишь? Деревья падали. С той стороны, откуда мы приехали, хер проедешь, если б не хомяк. А с этой будто ездит кто-то. Здесь это. Надо только понять, где.

– Сучара сам покажет, главное, чтоб не успел зайти, а то… – тут Кудрявый опасливо покосился на скрипнувшего зубами Влада.

– Все все помнят? – Расписной, не поворачиваясь, продолжая отслеживать дорогу, говорил тихо, без особых эмоций. И это прекрасно знающего его Кудрявого пробирало морозом по коже. До самых яиц. – Не дай бог, Леха, не дай вам бог…

– Все все помнят, Влад. Все сделаем аккуратно.

– И его живым.

– Да, я понял.

* * *

Лида, услышав шум отдираемых досок, доносящийся сверху, поставила стул на прежнее место и легла на кровать.

Так и не удалось пробраться в окно. А ведь один раз почти получилось! Но опять не удержалась. Лида поплотнее натянула рукава, надеясь, что сегодня раздевать он ее не будет. А то происхождение глубоких царапин на предплечьях объяснить сложно.

Сердце привычно замерло, живот слегка свело от страха, и Лида успокаивающе положила на него руку. Все в порядке, малыш, все в порядке.

Шум внезапно прекратился. Затем, после непонятной возни, возобновился. Лида зажмурила глаза, укрылась под самое горло одеялом, в смешной и нелепой попытке отгородиться.

Пусть все будет быстро. Может, он посмотрит, что она спит, и оставит ее в покое?

Мечтательница…

Может, притвориться больной? Нет, тоже не вариант, он умеет колоть уколы, сам говорил. Еще вколет какую-нибудь дрянь, это повредит ребенку.

Лида понимала, что надо сесть, собраться, не провоцировать. Но не могла. Никак не могла. Сил не было.

Дверь в подпол открылась, и Лида зажмурилась. Пусть уйдет.

Она, после того проклятого вечера, когда Расписной впервые взял ее силой, ни разу больше не молилась.

И теперь просто твердила про себя, умоляя неизвестно кого. Пусть уйдет. Пусть уйдет.

Тяжко заскрипели ступеньки под массивным телом.

Вошедший остановился, потом пошел к ней. Лида тихо выдохнула. Пусть уйдет.

Сердце замерло… И оборвалось, когда над головой раздалось тихое:

– Котенок?

11

Лида аккуратно кладет ребенка в коляску, проверяет в последний раз комплектность. Бутылочка, сменный памперс, пеленка, если будет тепло, и одеяльце, если похолодает. Шапочки: хлопковая и теплая. Игрушки. Обязательно синий мишка. Лида привычно морщится, глядя на уродца. Но никуда не денешься, малыш любит его. Как увидел тогда в первый раз в руках у Влада, так и не выпускает с тех пор. Память услужливо подкинула довольную до невозможности небритую физиономию Расписного, и Лида, поморщившись еще сильнее, досадливо сунула мишку в протянутые ручки.

На часах уже пол восьмого, где же его носит?

Шум шин подъезжающей машины привычно резанул по нервам. Лида, опять же привычно смирив зашедшееся сердце и даже не гадая уже, сколько еще она вот так будет реагировать на него, открывает дверь за секунду до стука.

Да, Влад теперь стучится в ее дом.

И дом опять ее.

На автомате уклонившись от массивной лапы, желающей притянуть ее для поцелуя, Лида коротко инструктирует Влада:

– Он поел, поэтому кормить не раньше чем через два часа. – строго смотрит на склонившегося к коляске мужчину, – не раньше! Как бы ни просил.

– Да ладно тебе, котенок, – бубнит Влад, не отрывая взгляда от младенца, тянущего к нему ручки, – все понятно…

– В прошлый раз ты тоже так говорил, – укоряет Лида, – ладно… Памперс здесь, я только что меняла, если ничего экстренного не случится, должно хватить до моего прихода. Гуляй, пожалуйста, по аллейке, там меньше машин рядом ездит. И я очень прошу, не подпускай к коляске того страшного лысого человека! Я в прошлый раз еле успокоила. И вообще…

– Котенок, не перегибай, – Влад, оторвавшись от ребенка, поворачивается, делает шаг к ней.

Лида синхронно с ним отступает назад.

И твердо смотрит в светлые опасные глаза, запрещая себе поддаваться.

– Я не перегибаю. Хватит ему стресса. Он так заикой станет раньше, чем говорить начнет.

Не выдержав, Лида отворачивается, дает слабину. И вздрагивает, когда ощущает его близко, очень близко.

Влад тяжело дышит ей в макушку, сжимает кулаки, отводя руки, с силой засовывая их в карманы.

– Котенок…

Хриплый тихий голос царапает, колени сразу дрожат, сердце колотится бешено. И живот тянет.

Но Лида находит в себе силы повернуться, твердо посмотреть в глаза. Уже не светлые. Тяжелые, темные. Давящие.

– Ты мне обещал.

Дышать трудно, хочется качнуться к нему, дотронуться. До боли в пальцах хочется провести руками по небритой щеке, по груди. Хочется, чтоб прижал к стене, так знакомо-привычно впился в шею губами, так тяжело-властно подхватил под ягодицы, рванул блузу на груди…

Лида привычно гонит от себя эти неуместные желания, списывая на реакцию тела-предателя, все еще скучающего по Расписному.

Приучил он ее все-таки к себе за эти месяцы, что они были вместе. Вот организм и реагирует. Это пройдет.

Влад, скрипнув зубами, отстраняется.

Поворачивается к коляске, невольно расплывается в улыбке.

Лиде странно видеть его таким. Она вообще очень много нового о нем узнала. Слишком много для того, чтоб жить спокойно. Какие-то вещи, конечно, лучше бы и не знать.

Лида, например, не интересовалась, что случилось с Серым. Не спрашивала, не думала.

Вычеркнула, словно и не было его.

Не было этих четырех дней в ее жизни.

Словно сон. Страшный, тянущийся невероятно долго.

Но она его и в снах не видела.

После того, как Влад на руках вынес ее из того дома, Лида полежав на всякий случай в больнице, сразу переехала к нему. И попала из одной тюрьмы в другую. Потому что теперь она и шагнуть не могла без контроля.

Поликлинника, учеба, магазин – только с Расписным или с несколькими его подручными, страшными мужиками с зоновскими повадками.

Лида, забывшая Серого, не забыла свои ощущения,