–

Но, позабыв свое служенье,

Алтарь и жертвоприношенье,

Жрецы ль у вас метлу берут?

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

«Каков я прежде был, таков и ныне я…»*

Tel j'étais antrefois et tel je suis encor.[5]

Каков я прежде был, таков и ныне я:

Беспечный, влюбчивый. Вы знаете, друзья,

Могу ль на красоту взирать без умиленья,

Без робкой нежности и тайного волненья.

Уж мало ли любовь играла в жизни мной?

Уж мало ль бился я, как ястреб молодой,

В обманчивых сетях, раскинутых Кипридой:

А не исправленный стократною обидой,

Я новым идолам несу мои мольбы…

Эпитафия младенцу*

  В сиянье, в радостном покое,

  У трона вечного творца,

С улыбкой он глядит в изгнание земное,

Благословляет мать и молит за отца.

«Увы! Язык любви болтливый…»*

Увы! Язык любви болтливый,

Язык неполный и простой,

Своею прозой нерадивой

Тебе докучен, ангел мой.

Но сладок уху милой девы

Честолюбивый Аполлон.

Ей милы мерные напевы,

Ей сладок рифмы гордый звон.

Тебя страшит любви признанье,

Письмо любви ты разорвешь,

Но стихотворное посланье

С улыбкой нежною прочтешь.

Благословен же будь отныне

Судьбою вверенный мне дар.

Доселе в жизненной пустыне,

Во мне питая сердца жар,

Мне навлекал одно гоненье,

Иль лицемерную хулу,

Иль клевету, иль заточенье,

И редко хладную хвалу.

Н. Д. Киселеву*

Ищи в чужом краю здоровья и свободы,

  Но север забывать грешно,

Так слушай: поспешай карлсбадские пить воды,

  Чтоб с нами снова пить вино.

Кирджали*

В степях зеленых Буджака,

Где Прут, заветная река,

Обходит русские владенья,

При бедном устье ручейка

Стоит безвестное селенье.

Семействами болгары тут

В беспечной дикости живут,

Храня родительские нравы,

Питаясь . . . . . трудом,

И не заботятся о том,

Как ратоборствуют державы

И грозно правят их судьбой.

«Пожалуй, Федоров, ко мне не приходи…»*

Пожалуй, Федоров, ко мне не приходи;

Не усыпляй меня – иль после не буди.

Альбомные стихи А. П. Керн*

Если в жизни поднебесной

Существует дух прелестный,

То тебе подобен он,

Я скажу тебе резон:

  Невозможно!

Amour, exil[6] –

Какая гиль!

Не смею вам стихи Баркова

Благопристойно перевесть,

И даже имени такого

Не смею громко произнесть!

Когда, стройна и светлоока,

Передо мной стоит она…

Я мыслю: «В день Ильи-пророка

Она была разведена!»

Вези, вези, не жалей,

Со мной ехать веселей.

  Мне изюм

  Нейдет на ум,

  Цуккерброд

  Не лезет в рот,

Пастила нехороша

Без тебя, моя душа.

«Уродился я, бедный недоносок…»*

Уродился я, бедный недоносок,

С глупых лет брожу я сиротою;

Недорослем меня бедного женили;

Новая семья не полюбила;

Сударыня жена не приласкала.

«Брадатый староста Авдей…»*

Брадатый староста Авдей

С поклоном барыне своей

Заместо красного яичка

Поднес ученого скворца.

Известно вам: такая птичка

Умней иного мудреца.

Скворец, надувшись величаво,

Вздыхал о царствии небес

И приговаривал картаво:

«Христос воскрес! Христос воскрес!»

«За Netty сердцем я летаю…»*

За Netty сердцем я летаю

  В Твери, в Москве –

И R и О позабываю

  Для N и W. *

«Как быстро в поле, вкруг открытом…»*

Как быстро в поле, вкруг открытом,

Подкован вновь, мой конь бежит!

Как звонко под его копытом

Земля промерзлая звучит!

Полезен русскому здоровью

Наш укрепительный мороз;

Ланиты, ярче вешних роз,

Играют холодом и кровью.

———

Печальны лес и дол завялый,

Проглянет день – и уж темно,

И, будто путник запоздалый,

Стучится буря к нам в окно…

«Лищинский околел – отечеству беда!..»*

Лищинский околел – отечеству беда!

Князь Сергий жив еще – утешьтесь, господа.

«Покойник, автор сухощавый…»*

Покойник, автор сухощавый,

Писал для денег, пил для славы.

Отрывки*

Но ты забудь меня, мой друг,

Забудь меня, как забывают

Томительный печальный сон,

Когда поутру отлетают

И тень и . . . . . .

Но вы во мне почтили годы

Волненьем жизни утомленный,

Оставя заблуждений путь,

Я сердцем алчу отдохнуть.

Я близ тебя, мой друг бесценный,

Тебе принес . . . . . .

Проснулся я – последний сон

Исчез – . . . . . . улетает,

Но . . .