его смерти, мне так и сказали, что теперь придётся либо искать опекуна, либо…

Я снова замялась, но сэр Мюфла подсказал:

– Либо выйти замуж.

– Да, – ответила я и почувствовала, что краснею до ушей.

Это было очень неприятно – краснеть, когда на тебя так внимательно смотрят. Вот зачем на меня смотреть, скажите на милость? Я паяц на ярмарке, что ли?

– Но этот вопрос уже решён, – сказала я быстро и наклонилась, сделав вид, что мне понадобилось что-то найти в седельной сумке. – Через месяц я выхожу замуж.

– За своего дружка Рубертена?

– Не говорите глупостей, – возмутилась я. – Господин Рубертен давно и счастливо женат. Нет, я выхожу замуж за Эдварда Дофо.

– Выбрали вторую семью? – уточнил рыцарь.

– Да, они… более приятны, – сказала я и снова покраснела, как рак. – Но Рубертуны обиделись. По-моему, они хотели, чтобы я выбрала Клода или Ленарда, и… попытались убедить меня разорвать помолвку с Эдвардом.

– Вы отказались?

– И очень решительно, – подтвердила я. – А они очень решительно настаивали, поэтому мне пришлось взять в руки дубинку.

– Вы их так сильно покалечили?

– Не слушайте господина Румьера! – я даже замахала рукой. – Всего-то пару синяков поставила. Но для штрафа достаточно и одного синяка.

– Штраф можно было обжаловать, – напомнил Мюфла.

– Не думаю, что это разумно, – я покачала головой. – Возможно, где-то в столице и приняли бы сторону женщины, но в наших краях я оказалась бы правой, только если бы пострадала. Прошу простить, но быть пострадавшей мне не хотелось.

Некоторое время мы ехали молча, а потом рыцарь сказал:

– Вы правильно поступили, – он задумчиво поскрёб подбородок и так же задумчиво посмотрел на меня, а потом в небо. – С замужеством, я имею в виду.

С замужеством?! И только с ним? А что насчёт остального? Всё – ошибка? Я чуть не заскрипела зубами, но благородные девицы зубами не скрипят, так что пришлось ограничиться свирепым взглядом. Которого, впрочем, рыцарь не заметил.

– Тогда мне тем более надо пожить здесь, – подытожил он.

– Нет необходимости… – сказала я как можно твёрже, но мои слова не были услышаны.

– Буду жить здесь до вашей свадьбы, – сказал Мюфла тоном, не терпящим возражений. – Должен же я выполнить последнее желание вашего отца.

Упоминание о воле отца тут же превратило меня в покорную овечку. Пусть делает, что хочет, лишь бы не узнал, чего на самом деле хотел мой папа.

– Хорошо, – произнесла я с тяжёлым вздохом. – Разрешаю вам жить в Сегюре до моей свадьбы.

– Хорошо, что вы не стали спорить, – ответил Мюфла, поправляя саблю за спиной. – Потому что споры ничего бы не изменили. И потрудитесь пригласить этого своего Эдварда, чтобы я на него посмотрел.

Потрудитесь пригласить!..

Несмотря на то, что я решила вести себя с сэром Мюфла, как благовоспитанная девица, всё равно не смогла не назвать его хотя бы мысленно Бараном.

Он считал, что раз мой папа попросил его помочь, то теперь он хозяин в Сегюре?

Разумеется, я никого не стала приглашать. И не только потому, что не хотела выполнять приказы какого-то варвара, в котором мой отец увидел кучу добродетелей и достоинств, а потому что… это мне не хотелось видеть своего жениха. Да, надо было признать, что Эдвард – совсем не тот, кого я хотела бы видеть своим мужем. Но он лучше, чем сопляк Клод или его несносный брат. Только знать об этом некоторым сэрам совсем незачем.

По приезду в замок я отдала лошадь мальчишке, служившему на конюшне, и была очень удивлена, когда сэр Мюфла отказался от помощи слуги и решил разнуздать и почистить своего коня сам.

Пожав плечами – пусть занимается, чем угодно – я отправилась помогать кормилице, которая как раз решила вытащить на солнце перины и подушки.

Это была – так себе работа. Скорее, отдых. Мы разложили матрасы на лавках во дворе и лениво постукивали по ним палками, переговариваясь вполголоса и наблюдая за рыцарем, который, и правда, решил позаботиться о коне сам.

– Смотри-ка, умеет, – заметила кормилица и подтолкнула меня локтём в бок. – Разве не странно, что у благородного господина нет даже оруженосца?

– Зачем ему оруженосец? – ответила я, тоже косясь на гостя. – У него из оружия – тесак и два кулака. Вполне справится сам.

Но где-то в глубине души тенькнула тревожно птичка-синичка – а тот ли это человек, за которого он себя выдаёт? Фу, конечно же, тот. Стал бы он напоминать о моей доверчивости, если бы был вором или разбойником?

А ведь я так и не спросила у него верительных документов…

В это время господин рыцарь, сняв с коня седло, бросил его на камни двора и начал расстёгивать свою чёрную шёлковую рубашку.

Мы с кормилицей позабыли махать палками и уставились на это зрелище, а посмотреть было на что.

Моя нянюшка, которой в этом году исполнилось пятьдесят, вдруг закашлялась, и мне пришлось постучать её по спине.

– Небеса святые, – только и сказала кормилица, когда смогла говорить.

– При чем тут небеса? – произнесла я сквозь зубы. – Тут, скорее, дьявол постарался.

В самом деле, голый до пояса сэр Мюфла мог ввести в искушение и столетнюю старуху. Я почувствовала, как у меня предательски загорелись щёки, и с сожалением подумала, что когда в нашу первую брачную ночь Эдвард разденется, вряд ли я буду разглядывать его с таким…

С таким – с чем? С вожделением?!.

Второй раз «фу»!

Но если бы моим мужем стал сэр Мюфла… Я с преувеличенным усердием принялась колошматить перины, и кормилица, нехотя, присоединилась ко мне, но продолжала посматривать на рыцаря.

– Бог с тобой, – сказала она мне. – К чему вспоминаешь нечисть? Наши тела дарованы нам небесами. К этому господину небеса были о-очень щедры.

– Даже слишком, – сказала я злее, чем хотела, и не удержалась – снова посмотрела на рыцаря, который как раз начал орудовать скребком.

Господи! Этот человек, казалось, состоял из одних мускулов! А руки у него были толще, чем мои ноги. То-то он с такой лёгкостью усаживал меня в седло. Я вспомнила, как эти руки касались моей талии, а потом и шеи, и принялась так лупить перины, что полетели перья.