Впрочем, я не совсем прав, гуманитарием он является лишь в одной, и теперь уже не самой главной для него ипостаси. Живопись он забросил почти окончательно. Да и была она для него, как теперь выяснилось, лишь своеобразной формой эскапизма, уходом в вымышленный мир из реального, где Берестин не имел шансов на реализацию своего главного предназначения. Теперь же он вековую мечту исполнил — стал одним из крупнейших полководцев сразу двух реальностей.

А его компьютеризированный «ситуационный кабинет» — обыкновенный рабочий инструмент, как набор карт для стратега иных времен. И владеть он им, естественно, должен в совершенстве.

— Ну, в общем, теперь это все сразу: «виртуальный Генштаб», Главное Разведывательное управление, Госплан и Дельфийский оракул в одном лице. С помощью Олега и Сильвии я загнал ему в память абсолютно всю информацию военной и военно-политической направленности, наличествующую в библиотеках, архивах и музеях Европы, Азии и обеих Америк. Учебники, монографии, отчеты, приказы и прочее. Плюс досье на каждого заслуживающего внимания генерала и даже полковника, их собственные мемуары и все, что о них писано друзьями и врагами.

Кроме того, в режиме реального времени сюда поступает вся текущая, фиксированная на бумаге и иных материальных носителях информация соответствующего рода из военных министерств, штабов, разведорганов большинства цивилизованных стран. Я ее, конечно, контролировать не в состоянии, но она поступает туда, внутрь, — он ткнул пальцем в сторону одного из шкафов, — переваривается и при необходимости используется…

Это я понял.

— То есть, грубо говоря, в любую секунду ты можешь получить не просто оперативную информацию о планах вероятного противника, но постоянно и непрерывно отслеживать перемещение воинских частей, прогнозировать развитие событий на ТВД[2]и…

— И так же постоянно получать рекомендации по оптимальным мерам противодействия. В масштабе от фронтов до взводов.

Зная Берестина, я догадывался, что к любым рекомендациям, даже и такой сверхумной машины, он отнесется вполне критически и в случае чего примет собственное решение, но все равно… Понятно теперь, и для чего потребовался «шар» Сильвии. От Ирины я знал, что этот аггрианский прибор, имеющий массу функций, предназначен в том числе для считывания любой фиксированной информации, где бы она ни хранилась.

— Здорово, — повторил я из вежливости. — Значит, теперь для тебя нет в мире тайн, и любой агрессор может быть разгромлен превентивным ударом, а также и в любой желаемый момент после начала агрессии. Малой кровью и на чужой территории. Нам бы с тобой в сорок первом году такая штука сугубо бы пригодилась. Глядишь, и прорыв фронта под Смоленском сумели бы парировать вовремя…

— Да уж… — поджал губы Алексей.

Пожалуй, мое замечание было неуместным. Хоть и здорово мы с ним тогда повоевали, я из Кремля, а он непосредственно на передовой, а все же то, что ему так и не удалось удержать немцев на старой границе, он считал своей крупной неудачей.

Тем более что Антон слишком не вовремя нас из сорок первого года выдернул, и мы так и не узнали, чем закончилась осенняя кампания.

Впрочем, кое-какие плюсы есть и в таком незнании. Если вдруг Марков без Берестина сделал то, чего не сумел сделать Алексей, удар по самолюбию был бы тяжелее…

— Однако ты ведь не только для того, чтобы похвастаться, меня сюда пригласил? Еще что-то?

— Разумеется… — по лицу его вдруг скользнула тень некоего смущения.

— При всем своем совершенстве надежд моих машина пока не оправдывает. Если ее использовать как всеобъемлющий справочник — это да. И некоторые локальные задачи решает вполне успешно, например — спрогнозировать действия английского флота при попытке взять реванш за недавнее поражение. Кстати, тут у меня есть интересные данные, тебя впрямую касаются, — заметил он будто невзначай и снова перешел к главному для себя. — А вот если задать ей разработку оптимальной военной доктрины Югороссии или хода войны с наиболее вероятным на сей момент противником, тут начинается такое… Ну полный бред.

Я как-то сразу сообразил, что произошло. Даже и расхохотался, что выглядело несколько бестактно.

— Всю историческую информацию заложил, говоришь? За какой период?

— Я же сказал. Почти за двести лет. Начиная с наполеоновских войн… Чтобы тенденции в развитии военного искусства отслеживать, аналогии находить… И до момента нашего ухода. Когда ты в Замке библиотеки в компьютер перегружал…

— Молодец. Все ты правильно сделал, кроме одного. И в результате вместо «Генштаба» получил больничную палату, набитую генералами-шизофрениками…

Алексей все еще не понимал. Пришлось объяснять.

Базовая информация машины была изначально огромна, пожалуй что исчерпывающа, и все время в оперативную память поступает свежая, текущая. Только вот одну тонкость Берестин с Левашовым упустили, просто не догадались предварительно подумать в нужном направлении. Все, что составляет основу ее «военно-исторического образования», позаимствовано из прошлой реальности…

Но реальность ведь изменилась, и машина столкнулась с неразрешимым даже для ее «интеллекта» противоречием. Многие исторические факты теперь не соответствуют тем, что происходили прошлый раз.

В разведдонесениях то и дело встречаются ссылки на события и сражения, не происходившие в действительности, речь нередко идет об армиях несуществующих стран, а в существующих ключевые посты занимают какие-то другие люди. Ну и так далее.

При этом машина, по определению, принимает любую получаемую информацию за достоверную. Соответственно, ей необходимо либо искать причину несовпадений теории и практики, меняя всю философию причинно-следственных связей, либо начать игнорировать все, что в исходную теорию не укладывается.

Так ведь и еще хуже того. Мои друзья, не подумавши, сделали в своей программе совершенно равноправными и равнозначными всю советскую, на 70 процентов идеологизированную историческую науку и достаточно свободные взгляды немецких, англо-американских, японских и прочих историков.

Точно так же бедная машина должна была совмещать в себе, как в единой личности, позиции и теоретические воззрения Жукова, Тухачевского, Свечина, Троцкого, Манштейна, Кейтеля, Эйзенхауэра, де Голля, Ямамото, Пилсудского и Маннергейма.

И это только так, навскидку. Возможно представить, чтобы эти ребята пришли к единому мнению по поводу какой угодно военной операции XX века?

Умный человек смог бы в этом парадоксе разобраться, а машина, кажется, начала вести себя по принципу «если факты не соответствуют теории, то тем хуже для фактов». Просто исходя из того, что базовая информация для нее заведомо приоритетнее вновь поступающей.

Все это я Алексею популярно и изложил. Пусть с точки зрения человеческого психолога, а не специалиста по компьютерной логике.