— Вообрази себя в ее положении. Ты на фронте разворачиваешь карту Белоруссии, а видишь какую-нибудь Гондвану. Начальник разведотдела докладывает тебе о количестве у неприятеля боевых слонов и реактивных истребителей, а пленный сообщает, что 2-й танковой группой командует не Клейст, как ты был уверен, а Субудай-Багатур. И тут же по прямому проводу Ставка требует к утру доложить о возможности стремительным обходным маневром взять Теночтитлан… Я слегка утрирую, конечно, но суть такова…

Берестин невольно улыбнулся нарисованной мною картине. Действительно, для выпускника академии имени Фрунзе довольно диким было бы увидеть в экзаменационном билете вопрос: «Сделать разбор совместной наступательной операции врангелевско-кемалистских войск по захвату Стамбула в мае 1921 года у англо-греческих агрессоров».

Или — «Роль Предсовнаркома РСФСР тов. Троцкого в обеспечении почетных условий советско-белогвардейского Харьковского договора в 1920 году».

Особенно если бы экзамен происходил годах этак в 1938–1953-м.

По этому поводу мы с ним по-солдатски, под сигаретку выпили, вновь испытывая забытое уже чувство воинского братства, обретенное на Отечественной войне, и он меня спросил, как же из этого вполне дурацкого положения выйти.

Не хотелось бы акцентировать внимание на интересном моменте, но…

Чем дальше, тем больше мои друзья становятся самостоятельными и самодостаточными. А вдруг припрет нештатная ситуация, и «выручай, Андрей, подскажи что-нибудь умное».

Нет, я не в обиде. По той же самой причине. Карма у меня такая и профессия. В упорядоченном советском мире поддерживать в друзьях нонконформистски-фантастический тонус, а в мире абсурдной фантастики выступать хранителем реальности.

— Так, а делать что? Подсказать можешь?

— Вот не ценил ты, Леша, замполитов и комиссаров в армии, а зря. Они, может, и не всегда представлялись ангелами небесными, однако в самые безысходные времена подсказывали своим командирам и военспецам, как использовать бесспорные военные знания в далеко не бесспорной ситуации. Поскольку владели какой-никакой, но всеобъемлющей теорией.

Усмехнулся, сделал привычный округлый жест рукой с зажатой в ней трубкой.

— Я товарищэм Сталиным поработал, и нэ такие проблэмы рэшал… И твою проблэму рэшу, думаешь, нэт?

— Ну реши, реши, для того и позвал…

— Сейчас не сделаю. Хоть пару часов нужно, чтобы все расписать. А завтра утром алгоритм представлю. Только программу писать снова Олега позовешь. Я ведь только так, «наиболее общие законы развития природы и общества» знаю… Поэтому все в произвольно-литературной форме изложу, а уж по науке оформлять ему придется…

Берестин (каким же он разным умеет быть, впрочем, как и все мы) улыбнулся облегченно-простодушно, приобнял меня за плечо.

— Да конечно, конечно, для чего я тебя и позвал. Лучше тебя никто именно общих проблем и не решит… Пойдем, а то дамочки наши скоро нас разыскивать кинутся.

Я не возражал, но были у меня и свои интересы. Для которых Алексеева машина вполне подходила.

— А не посмотришь ли ты, в рамках вполне локальной задачи, что может нам грозить при попытке прорыва на «Призраке» через Эгейское море и архипелаг к Суэцу или к Гибралтару.

Результат моделирования ситуации меня полностью устроил. Именно этим путем я и пойду, убивая таким нестандартным образом от двух до четырех зайцев. Как повезет. Только нужно теперь еще и с Воронцовым мероприятие согласовать.

Как оказалось, британский флот давно уже имел поступивший свыше приказ отслеживать и при первой же возможности захватить и интернировать не только пароход «Валгалла», к которому у гордых британцев были давние счеты, но и яхту «Камелот», каковая в настоящее время, по почти достоверным данным, принадлежит человеку, выдающему себя за американского подданного Ньюмена, но таковым не являющемуся. Этот же Ньюмен, как сообщает разведка, скорее всего аналогичен генералу Новикову, играющему непонятную роль при Ставке Врангеля и ведущему деятельность, крайне вредную для Антанты (или — «Системы»?).

Тут ничего нового не было. Для «Системы» мы стали вредны и опасны на вторую неделю появления в Крыму. Весь интерес в том, что, не сумев ничего толком узнать о нас как таковых, вражеские агенты сумели отследить связь между «Валгаллой», приобретением Сильвией королевской яхты, неким сэром Ньюменом, генералом Новиковым, то есть мною, не менее, а то и более опасным генералом Шульгиным и супербогатой тайной организацией, бросившей вызов всему цивилизованному миру, а значит, и «Системе».

— Значит? — спросил я Алексея.

— Значит, вам не стоит идти сейчас в море в одиночку.

— А как? — осведомился я.

— Воронцов может вывести вас в Средиземное под прикрытием линкоров, а если что — это будет великолепный повод замочить весь Гранд Флит раз и навсегда. Ракет «Москит» у нас хватит. Два-три залпа плюс воздействие авиации — и не надо никакого Пирл-Харбора…

Идея сама по себе стоящая.

Проще всего пойти по предложенному Берестиным пути. Можно без потерь, с минимальными усилиями размолотить вообще полмира, не только какой-то там десяток линкоров и крейсеров с несколькими тысячами моряков на борту. Отчего бы и «заклятым друзьям» не испытать прелести новой Цусимы?

А что потом? Пробовали уже, разоружили Германию в 1918-м по Версальскому договору, и чем закончилось через 20 лет? А где уж нам, впятером, ну, всемером фактически, воевать против всего мира? Мы-то в любом случае отобьемся и даже в 90 процентах случаев останемся в живых, а остальные?

Спалить еще 30 миллионов человек для того, чтобы не допустить Второй мировой и сопутствующих ей войн, в которых погибнет почти столько же?

Да пошла бы она… такая политика. В общем, для того, чтобы избавить себя от подобных проблем, я и решил немного отдохнуть.

Шульгин проводил Анну до каюты, расположенной на верхней палубе надстройки в районе мидельшпангоута, где в шторм меньше всего чувствуется качка. Поднялся по узкому внутреннему трапу двумя палубами выше, без стука вошел в ничем от других не отличающуюся дверь на стыке продольного и поперечного коридоров. И оказался в небольшом уютном баре с тремя далеко отстоящими друг от друга столиками и полукруглыми кожаными диванами по углам. Иллюминаторов, как и во многих других внутренних помещениях парохода, в баре не было. Круглые сутки он освещался бронзовыми бра на стенах, с матовыми лампочками, похожими на свечи, но от этого помещение казалось еще более уютным. Защищенным от внешнего мира многочисленными переборками и палубами.

Здесь его уже ждала Сильвия, томно скучающая над чашечкой кофе, с длинной дымящейся сигаретой, зажатой между указательным и средним пальцами левой руки.

Напротив нее стояла еще одна чашка и налитая до половины коньячная рюмка. Явно для Шульгина.

«Романтично. Как все у нас — чертовски романтично», — подумал Сашка. Сел на предназначенное ему место и тоже закурил.