– Прекрасно, – сказал он, снова глядя на Грейс. – Простите, что уволил вас.

– И не жалеете, что были злым.

Нечасто бывало, чтобы он не знал, что делать. Но если честно, он понятия не имел, что с ней делать.

– Послушайте, – начала она, по-прежнему сохраняя позу. – Я едва не потеряла вашего пса. Вам пришлось лезть в воду, чтобы спасти меня. Из-за меня вы промокли. Насколько понимаю, я все испортила и не смогла выполнить свои обязанности.

– Ну, все было не так ужасно.

– Вы говорите это только ради того, чтобы я вернулась?

Собственно, так и есть. Но вопрос был с подвохом, С целым минным полем вокруг.

– Пожалуйста, – пробормотал он.

Все в комнате прислушивались к разговору так внимательно, словно сидели на финальном матче Уимблдона, и теперь взгляды присутствующих были устремлены на Грейс. Все, затаив дыхание, ждали ее ответа.

– В общем, вы не были слишком дружелюбны, – равнодушно бросила она.

Головы одновременно повернулись к Джошу. Он поежился под осуждающими взглядами. И тут вспомнил слова Мэлори о том, что ранил чувства Грейс. Джош не хотел ничего такого, но даже он знал о женщинах достаточно, чтобы сообразить: это ни черта не значит. Если чувства ранены, значит, необходим акт конгресса, чтобы восстановить статус кво.

Поскольку он не привык извиняться за свои действия, то просто сказал:

– Вы правы. Я был не слишком дружелюбен. Слишком устал, стресс одолел и очень спешил. Сожалею.

– Сожалеете или отчаялись?

Отчаялся? Черт, нет, конечно! Это она отчаялась. Но если Джош так и скажет, потеряет тот хрупкий мир, который только сейчас установил.

– Я удвою плату.

Этим он привлек ее внимание настолько, что она изменила позу. Черт возьми, он привлек всеобщее внимание.

Даже Люсиль положила карандаш.

– Что вы думаете, леди? – спросила она. – Следует Грейс дать доктору Скотту вторую попытку?

Дамы стали перешептываться, как присяжные, выносившие приговор. Джон послал Грейс умоляющий взгляд. Она смотрела на него, не мигая, в глазах плескалось веселье. Похоже, она вовсе не так отчаянно нуждается в работе!

– Двое против, шестеро за то, чтобы дать доктору Скотту еще один шанс.

Грейс никак не отреагировала, и у Джоша было такое чувство, что по-настоящему счет – шесть-три.

– Утраиваю плату, – объявил он. Больше никаких проволочек. Он уже опоздал и вообще идет ко дну. Совету не понадобится другой предлог, чтобы отнять практику по причине неспособности управляться с работой.

Грейс улыбнулась, и улыбка была ослепительной. Такой ослепительной, что внутри что-то дрогнуло, то, что, как он считал, давно умерло.

– Что тут смешного? – спросил он.

– Утроите плату?

Она по-прежнему улыбалась, но в голосе было нечто, предупредившее, что он ступает по тонкому льду. Черт побери, если он понимает, что наделал сейчас.

– Да. Проблемы?

Несколько женщин у него за спиной фыркнули, остальные согласно кивнули, словно подтверждая, что он полный идиот.

– Я бы сделала это за поцелуй, который вы мне обещали, – неожиданно сказала Грейс.

Самое время для таких откровений.

– Вот как…

Люсиль в полном восторге захлопала в ладоши.

– Перерыв, леди. Дадим этой парочке несколько минут, – объявила она, хитро глянув на Джоша. – Ну же, заплатите ей.

Джош покачал головой.

– Оставил бумажник в машине.

– Не деньгами, доктор Скотт. Девушка сказала, что сделает это за поцелуй.

– Люсиль, она просто шутила, – засмеялся Джош.

Люсиль всмотрелась в Грейс и вздохнула.

– Нет. Не думаю, что она шутит. Кто-нибудь здесь считает, что Грейс всего лишь шутит?

Присутствующие дружно покачали головами. Комната, полная чертовски старых кивающих кукол.

Грейс сошла с возвышения.

– Все нормально, Люсиль, – заверила она, глядя на Джоша. Уголки губ медленно, чувственно приподнялись.

– Мы его пугаем. Конечно, доктор Джош не должен целовать меня, чтобы уговорить выгулять его собаку.

Она пожала плечами с видом: «Эй, я тут ни при чем».

«Черта с два она тут ни при чем. Но у нее такие красивые глаза», – ни к месту подумал он.

В самом деле красивые. И, черт, они его пугали. Терзала гордость, словно ему приходилось что-то доказывать, хотя он не был уверен, что именно. Но подступил к Грейс и низко наклонил голову, пристально вглядываясь в ее глаза в поисках малейших признаков, что ее в это втянули.

Ее улыбка стала еще шире.

– Вы можете положить этому конец, – тихо сказал он, и, как ни удивительно, она закудахтала. Он выпрямился и прищурился.

– Что это означает?[1]

– Сами прекрасно знаете, что это означает.

Он решил, что она спятила. Но как хороша! Правда, у него и без нее полно проблем. Слишком много людей, требующих заботы. А на ней крупными буквами написано: «Я нуждаюсь в заботе». И все же считает его трусом. Интересно.

И немного заводит. Но, черт, что тут думать? Эта женщина хочет поцелуя, и кто он такой, чтобы ее отговаривать?

Поэтому он наклонился и коснулся ее губ губами. Персик. У нее был блеск для губ со вкусом персика, и вкуснее он ничего не пробовал.

А поцелуй, хоть и целомудренный, потряс его до мозга костей.

Шоколад хорош для трех вещей, причем две невозможно упоминать в приличной компании.

Грейс закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением мужских губ. Да, так же божественно, как она помнила. Может, еще лучше.

Она определенно ощутила искру.

Вернее, настоящий фейерверк.

Когда Джош отстранился, она открыла глаза. Прямо перед ней были его, темно-карие, в которых вспыхнуло такое же удивление, как ее собственное, прежде чем Джош его спрятал.

– Договорились. На сегодня, – сказал он.

Сказал. Не спросил. Мужчина, что с него взять. Но сегодня он выглядел еще более уставшим, чем вчера, и это интриговало и тревожило ее. Она остро чувствовала близость этого большого тела, сегодня не облаченного в мокрый, с прилипшими песчинками больничный костюм. На нем были брюки свободного покроя с накладными карманами и свитер грубой вязки, все черное, все обычное, но дорого смотревшееся, словно он сошел с рекламного плаката.