— Два года… Нет, больше. Два это она только квартиру снимала, жила от нас отдельно. Я даже сюда вот, к сестре, из Владикавказа переехать смогла. У меня там своя квартира осталась, от покойного мужа.

— Может, и этот вопрос прозвучит для вас неприятно, — Колосов кашлянул, — вы уж простите, но сейчас дело такое — убийство, не до церемоний… Короче, подруг у нее не было никогда, это я понял, а мужчина у нее когда-нибудь был?

Антонина Станиславовна отвернулась:

— Не спрашивайте меня. Вы же все видели сами!

— Я не могу не спрашивать. Ваша племянница убита. Валерия убита. Мы ищем убийцу. Мы должны знать все о ее последних днях, все о ее знакомых, круге ее общения. О людях, с которыми она встречалась после того, как звонила вам, сообщив, что куда-то едет. Без этого розыск вперед не продвинется. Убийца Валерии останется безнаказанным и, возможно, убьет кого-то еще. Вы этого хотите?

— Я этого не хочу, я бога молю, чтобы вы его нашли — иного-то ничего не остается. Но о мужчинах меня не спрашивайте.

— Так был у Валерии кто-то или нет?

— Я не знаю. Она с нами этим не делилась. Да поймите, у такой, как она… Впрочем, я не знаю — мужчины натуры извращенные. Сейчас столько разврата кругом, что кого-то из них вполне могла возбудить даже аномалия, даже уродство, что угодно!

При этих словах Антонины Станиславовны Елена Станиславовна Блохина закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону. Общими усилиями они довели ее до постели, уложили. Антонина Станиславовна накапала в чашку корвалола. Дала выпить сестре. Где-то в глубине квартиры часы глухо пробили четыре раза. Оставив Елену Станиславовну в комнате, перешли на кухню.

— Лена бедная вне себя от горя, — сказала Антонина Станиславовна, капая корвалол и себе. — Ее вы, пожалуйста, не тревожьте сейчас. К нам из милиции до вас дважды уже приезжали. А ей ходить к следователю да в прокуратуру сейчас просто не по силам. А впереди-то у нас еще похороны. — Она выпила лекарство. — Вот наша женская доля какая. У меня своих детей нет. Сколько я в молодости переживала из-за этого, по врачам металась. А сейчас думаю — слава богу, что не завела. А то, как сестра, всю жизнь бы казнила себя. Гены у нас, что ли, такие, наследственность дурная? Муж-то сестры, отец Лерочки, такой здоровяк был, кровь с молоком. И не пил вроде. Бросил он их, едва мы Леру из роддома привезли. Настаивал, чтоб отдали ее в дом ребенка, отказались от нее, но Лена сказала тогда — это дочь моя, какая уж есть. Ну, он и бросил их, ушел. А теперь никого у нас с сестрой не осталась на этом свете…

— Вы разговаривали с Валерией по телефону примерно двадцатого августа, так? А виделись вы с ней в последний раз когда? Давно? — спросил Колосов.

— Где-то в середине августа она к нам заезжала. Приехала веселая такая, на такси. Денег нам привезла — пять тысяч, продуктов две полные сумки.

— Как она обычно одевалась?

— Она всегда брюки носила, кофты, свитера. Куртка у нее была такая модная, дорогая, из замши, удлиненная. Летом носила кардиганы из шелка, хлопка — тоже удлиненные, бедра прикрывала.

— А перчатки она носила? — спросил Колосов. Катя взглянула на него: перчатки? Это в августе-то месяце? Правда, дожди шли, по все же… Антонина Станиславовна кивнула:

— Да, постоянно, не снимая. Кожаные. У нее было несколько пар, сделанных специально, на заказ. Она сильно нервничала, когда кто-то смотрел на ее руки. Считала, что перчатки в какой-то мере скрывают, уберегают ее от… Господи, как они могли уберечь?

Катя увидела, как исказилось ее лицо: Антонина Станиславовна явно говорила о чем-то болезненном, важном — только вот Катя, в отличие от Колосова, пока мало что во всем сказанном понимала.

— Взгляните, пожалуйста, вот такой брелок Валерия в качестве браслета на руке не носила? — Никита Колосов достал из папки пакет с жетоном.

Антонина Станиславовна посмотрела и покачала головой:

— Нет, да и какой же это браслет? Вроде номерок от вешалки?

— Точно — это вещь не Валерии?

— Я такого никогда у нее не видела. Да и потом, не носила она никогда браслетов, колец. Часов даже и тех не носила. Я же говорю — она просто страдала из-за своих рук. И никогда не покупала украшений, которые могли бы привлечь к бедным ее рукам внимание.

В лифте, когда окончив допрос, они покинули квартиру, Катя спросила:

— Тебе доставляет удовольствие держать меня за дурочку, да? Это все-таки что-то вроде мести?

— О чем ты? — буркнул Никита.

— О том, о чем ты молчишь, — не выдержала Катя. — Что там еще у вас с Блохиной? Что за скрытые обстоятельства, которые ты мне так и не решился доверить? В конце концов, ты перестанешь со мной играть в эти тайны, умолчания? Или мы с тобой снова поссоримся, причем так, что ты никогда уже не…

— Хочешь знать, что у нее с руками? И со всем остальным? — тихо спросил Никита. — Я сам хотел предложить тебе в морг съездить. Там результаты вскрытия готовы. Только вот я не знал, как ты к этому моему предложению отнесешься. Это надо видеть, Катя, словами этого не передашь.

Один телефонный звонок может кардинально изменить привычное течение вашей жизни. Повернуть ее в такое русло, которое и представить-то себе трудно! Вадим Кравченко припарковал машину у хорошо знакомого ему особняка на Чистых Прудах. Первый этаж особняка арендовала под офис туристическая фирма «Столичный географический клуб», совладельцем которой с самого ее основания был Сергей Мещерский.

Сегодня был так называемый «денежный» день: Мещерский должен был ехать в банк отвозить деньги. Фирма была скромная, большую часть средств партнеры и совладельцы вкладывали в организацию экстремальных этнографических туров в самые экзотические и не часто посещаемые места по всему миру. А вот на штатах, на персонале приходилось экономить. Турфирма щедро финансировала самых разных специалистов: инструкторов-проводников, лесничих, альпинистов, водолазов и спелеологов, однако не могла себе позволить лишнего клерка, шофера или курьера.

Поэтому деньги в банк по очереди отвозили сами компаньоны-совладельцы. На этот раз наступила очередь Мещерского. А его друг детства Вадим Кравченко по заведенному раз и навсегда распорядку всегда в такие дни сопровождал Мещерского — туда и обратно Деньги есть деньги, а Москва — город ушлый на такие вещи, крутой.

Работодатель самого Кравченко, небезызвестный в столице предприниматель Чугунов, на весь сентябрьский бархатный сезон отправился вместе с супругой и престарелой тещей в Карловы Вары — лечиться. С каждым годом он все больше пекся о своем здоровье, и хотя по-прежнему порой любил удариться в затяжной поход по казино, клубам, саунам и загородным отелям, впоследствии тратил уже не дни, а целые месяцы на восстановление подорванных алкоголем, бессонными ночами и плотскими забавами сил.

В тихих, безопасных Карловых Варах личный телохранитель Чугунову не был нужен. Поэтому Кравченко остался в Москве, в центральном чугуновском офисе.