Барсучанск встречал ласковым солнечным теплом бабьего лета. С утра пролился дождь, и на улицах было влажно, свежо и прохладно. Город жил прежней размеренной жизнью, ничто не напоминало недавних ужасных событий. Как будто их не было…

Игорь остановился на мостике, положил могучие ладони на перила. Внизу бежала говорливая речушка, ныряя в Семихвостовский сад, чтобы там разлиться большим озером, где собирались на кормёжки и ночёвку розовые утки. Собственно, утками этих птиц называли только в обиходе, от уток у них были лишь перепончатые лапки и привычка держаться на воде, всё остальное: клюв приличного птеродактиля, фасетчатые глаза навыкате, насыщенная розовая окраска перьев, — к уткам отношения не имело. По научному они назывались «птерозаврус Хмельницкого», по имени первого биолога Ласточки, который их описал.

— Летят, летят! — толкнула Ане Игоря локтём.

Из тронутых осенней рыжиной крон деревьев, обступавших озеро, с пронзительным криком поднималась в синее, с обрывками тёмных облаков, небо розовая волна.

— Хорошая у вас планета, — сказал Игорь, провожая птиц взглядом.

— А у тебя? — спросила Ане.

— Я родился и рос на Старой Терре, — сказал Игорь. — Там немного холоднее, чем здесь…

Старая Терра на заре космической эпохи свалилась в ледниковый период и не оттаяла до сих пор. Пятьсот лет пролетело над древней колыбелью Человечества как один миг. Для Ане всё это было сказкой, легендой из детства. Старая Терра существовала где-то там, за пределом обычного круга повседневности. И вот стоит рядом человек оттуда… кто бы мог подумать.

Ане взяла Жарова за руку, а в следующий миг они уже целовались, самозабвенно и страстно, как подростки на первом свидании.

— Пойдём, — сказала она, оторвавшись от его губ. — Пойдём ко мне, здесь недалеко.

— Я присмотрел неплохое место, это тоже недалеко, — сказал Игорь.

— Яшмовый Палас, наверное, — предположила она.

Палас был шикарным местом, корпуса были отделаны знаменитой радужной яшмой с южных копей хребта Харитонова. Провести там вечер — романтично и прекрасно, но отель есть отель, разве сравнишь его с собственным домом?

— В другой раз, — решила Ане. — Пойдём!

Она жила в квартире в небольшом двухэтажном коттедже, сразу за Семихвостовским садом; с верхней террасы открывался великолепный вид на озеро, а внизу, в небольшом дворике, вовсю цвели осенние розы, астры и синие язычки местных вродеирисов. Ане сама сажала их когда-то, сама ухаживала за маленькими ростками…

Всё продолжилось прямо на пороге, едва закрылась дверь, и не останавливалось ни на секунду. Его руки, на плечах, по спине, на ягодицах, треск порванной от нетерпеливого движения ткани, его губы по шее, по груди… Алое пламя его дыхания, Ане помнила, знала, насколько чудовищна мощь его паранормы, но этот огонь тёк сейчас по взявшейся мурашками от удовольствия коже тёплой, возбуждающей волной, бросая на грань, за которой ждало падение в алую бездну наслаждения. Она удерживала сознание из последних сил, целуя в ответ, прижимаясь к горячему телу, давая волю рукам, и где-то внутри дрожали в предвкушении развязки оголённые нервы.

И когда всё закончилось, точнее, на короткое время прервалось, разум вернулся из багровой тьмы не сразу, и руки дрожали. Игорь подхватил её на руки, оказалась почти у потолка — с его-то ростом! — вцепилась изо всех сил в его плечи, и снова приникла к губам.

Позже, когда первая волна взаимного угара спала, они лежали в спальне на большой кровати, лаская друг друга уже не спеша, и из-под его пальцев вырывались огненные змеи, бабочки, цветы и даже маленькие драконы; укрощённое пламя обжигало, оставляя вместо ожога лишь возбуждение. Ане закрыла глаза, чтобы не отвлекаться на ставший привычным за столько лет интерьер, и воображение рисовало ей воздушные замки, пронизанные потоком солнечного тепла.

— Я хочу остаться с тобой, — шептали губы, и в ответ приходило такое же горячее дыхание:

— Я хочу остаться с тобой…

Но в общих на двоих мыслях жила тонкая горчинка будущего расставания. О ней не хотелось думать, её не хотелось видеть, но она была, ждала в тумане грядущего, как камень на дороге, о который не захочешь, да всё равно споткнёшься и набьёшь себе шишку. Может быть, даже смертельную…

Сквозь окна лился неяркий закатный свет; планета сорвалась в затяжную осень и световой день неумолимо уменьшался, окрашивая вечера в оранжевые сполохи уличных фонарей.

Потом они пили кофе, настоящий терранский кофе, Игорь прихватил с собой пакетик, собираясь угостить. На родине Жарова кофейные деревья были адаптированы под суровый климат, и от того вкус свежезаваренного кофе имел свой, особенный аромат. Считалось, что только терранский кофе, произведённый собственно на Старой Терре, — настоящий, все остальные — производные от него. Хотя те кофейные деревья, изначально произраставшие на просторах древней колыбели Человечества, давным-давно исчезли как вид.

Ане просила Игоря рассказать о родной планете, он охотно делился воспоминаниями. С его слов возникал в воображении суровый заснеженный мир, где наличие пирокинетической паранормы означало не причуду генетиков, а единственную возможность выжить и сохранить потомство. Деревья, животные, птицы, — всё приспособилось под суровые реалии ледникового периода, а кто не смог приспособиться — тот вымер. Старая Терра, оказавшись отрезанной от остального мира, пережила свой натуральный век в поистине нечеловеческих условиях.

Ане поразили сады — мутировавшие яблони стояли в снегу, а их ветви в розовой пене цветов тянулись к беспощадно-синему, даже на взгляд холодному, небу, к негреющему Солнцу, вверх. Жаровы жили одной большой семьёй в огромном доме, в семье было много детей. Игорь показал общий образ — человек шестьдесят там было точно. Если не больше. Некоторых, — почти половину, — окутывало серебристое сияние…

— Почему? — полюбопытствовала Ане, и вдруг почувствовала, как напрягся, насторожился любимый, словно вопрос доставил ему большую боль.

— Не бери в голову, — беспечно ответил он.

Но за его беспечностью крылось нечто большее, чем простое нежелание говорить о неприятном. Ане не стала спорить, решив, что расспросить можно будет и потом.

А потом они бродили по ночному городу, держась за руки, словно подростки, впервые узнавшие друг друга. Ане рассказывала тайны и легенды Барсучанска, Игорь слушал предельно внимательно, вбирая слова любимой так, будто запасал их впрок. В каком-то смысле так оно и было, но Ане поняла это намного позже…

Рассвет они встретили на набережной, в обнимку на ступенях, в которые плескалась вода. Рядом с Игорем было тепло, уютно и надёжно, несмотря на холодный воздух прозрачной осени, хотелось замереть в его руках и так остаться, сегодня, завтра, навсегда. Ане счастливо улыбалась собственной съехавшей от эмоций крыше: ну, кто бы мог подумать всего полгода назад, что такое возможно? Что такое возможно именно с нею, заучкой, вышедшей замуж, — казалось было, навсегда, — за любимую работу.