Можно уже было перечислять одну за другой совершенные ошибки. Не догадываясь, как разрастется дело, полицейские работали очень небрежно и даже позволили Джебу пройти к месту убийства и взглянуть на труп; двое констеблей успели истоптать все вокруг, стараясь поднять с земли тело бедняжки Полли. Конечно, какие-то ниточки могло бы дать изучение улик, но только если преступник не оставил свою визитную карточку, в данном случае максимум выяснилось бы, что нож не был новым, а это заметил еще спешивший на работу Чарли Кросс.

Что же касается подозреваемых, предположительно у полиции имелся список ребят из округи, кто в прошлом уже разбирался с проститутками при помощи кулаков или даже ножа, однако это преступление масштабами настолько превосходило все то, что было прежде – а Джеб своими стараниями раздул его еще больше, – что казалось крайне маловероятным, что к нему имеет отношение кто-либо из этих парней. Все мы – «фараоны», журналисты и читатели – понимали, что достигнут какой-то порог, какой-то новый уровень, и, нравится это или нет, мы вошли в современную эпоху. Поэтому от архивов будет мало пользы. Возможно, что-то было известно проституткам, однако по самой своей природе они не были склонны болтать с ребятами из следственного отдела, хотя у констеблей, патрулирующих улицы, возможно, шансы были чуточку повыше.

Поможет ли усиленное патрулирование? Только это и сулило хоть какую-то надежду: возможно, это погасит безумные устремления убийцы. Зная о том, что повсюду полицейские, он рассудит, что достаточно и одного триумфа, которым можно будет упиваться на склоне лет. Было в убийстве бедняжки Полли что-то не до конца сформировавшееся, даже незрелое. Оно было больше похоже на прибытие экспедиционного корпуса, а не полномасштабную оккупацию; убийца хотел проверить, сойдет ли ему это с рук, на что это будет похоже, чему он сможет научиться, и усиленное патрулирование улиц станет для него непосильной задачей.

В конце концов, несмотря на то что дерзости ему было не занимать, ему очень повезло, когда он разминулся с черными мундирами, покидая место преступления. Это должно насторожить его; он наверняка ожидал, что на его стороне будет что-нибудь еще помимо голого везения. И впредь, освоив азы, убийца будет действовать тоньше.

Я покинул «Альму» с блокнотом, заполненным моей скорописью, и стал искать кэб, чтобы поскорее вернуться в редакцию. Я торопился завтра поразить Лондон новыми разоблачениями. Однако Коммершл-стрит была запружена экипажами, и я сообразил, что от кэба мне не будет никакого толку. Поэтому я решил пройти несколько кварталов пешком до пересечения с Уайтчепел-роуд, и если эта широкая улица окажется более свободной, взять кэб уже там. Мои карманные часы показывали почти восемь, и я отправился быстрым шагом.

Вдруг до меня дошло, что хотя я был в Уайтчепеле далеко не в первый раз, на самом деле у меня до сих пор не было возможности хорошенько ознакомиться с районом. И вот сейчас у меня наконец появилось время рассмотреть эти адские трущобы, где затаился убийца, где прогуливались дамочки, где ходили выискивающие их мужчины, где в воздухе витали секс и смерть.

Я увидел огромное столпотворение людей, ищущих какие-либо средства к существованию (а доступны были все средства) посреди гвалта, пыли, запаха конского навоза и человеческих испражнений, аромата всевозможных кушаний, в том числе мяса, фруктов и сладостей, предлагавшихся в изобилии на прилавках, облепивших тротуары, туалетной воды, которой дамы предположительно брызгались в промежутках между деловыми встречами, и вездесущего лондонского едкого зловония от дыма всевозможных угольных топок, по слухам, изредка соединяющегося с нездоровыми морскими испарениями, образуя туман, ватным покрывалом окутывающий город. Но в первую очередь ощущались суета, шум, суматоха, торопливость людей, которые, сами того не сознавая, проживали свою жизнь без особых мыслей, надежд и забот.

Это был фестиваль всевозможных головных уборов, поскольку в те времена никто не ходил с непокрытой головой. А под ними мужчины, в основном в сюртуках из плотной ткани или твидовых пиджаках, все в темных галстуках, тугой уздой стягивающих шею, с лицами, по большей части скрытыми бородой, непостижимые и загадочные, снующие туда и сюда. Не все из них охотились на проституток, но, думаю, справедливо будет сказать, что охотились все – кто на пиво в питейном заведении, кто на устрицу на прилавке, кто на кусок мяса, кто на какой-нибудь фрукт, на новую безделушку, на шляпку для возлюбленной, на адвокатскую контору, на безносого уродца, на сиамских близнецов, на волшебные представления, на уличных музыкантов, будь то настоящие негры или крашеные, или на что там еще, и я не могу сказать, что вам будет угодно. Некоторые просто с любопытством глазели по сторонам, поскольку в последнее время стало обычным делом приходить сюда из чопорного Сити поглазеть.

Тем временем люди низкого происхождения и судьбы боролись за место среди лотков уличных торговцев, угольщиков и рабочих доков, поломоек и жуликов, уборщиц и швей, ассенизаторов, беспризорников и уличных факиров, глотавших и извергавших здоровенные языки пламени по пенсу за один костер.

Медленно проезжающие кэбы, экипажи и вагоны конки поднимали облака пыли, лошади то и дело останавливались, чтобы испражниться на брусчатку, и все это создавало безумный гул, который, услышанный однажды, навечно звенел в ушах (я слышу его сейчас, в тишине кабинета, двадцать четыре года спустя). Бог кое-где присутствовал: на перекрестках проповедники обращались к небольшим кучкам верующих и тех, кто хотел уверовать, громко и с силой бросая им слова Священного Писания. Процветала торговля в тысяче разновидностей. Но и Вавилон также требовал поклонения себе: в переулках ютились дешевые балаганы, где, как утверждалось, едва одетые молодые девицы скакали под плохую музыку. Повсюду велись азартные игры, а если мужчина производил впечатление человека, жаждущего секса, но опасающегося встречи с проституткой, к нему подходил неприметный человечек, предлагающий из-под полы французские открытки с изображением переплетенных в плотской страсти тел, распутать которые было не так-то просто. Одни ребята развлекались охотой на крыс, другие предпочитали собачьи бои, и все формы варварства без капли стыда предлагались аристократам в цилиндрах.

Везде, повсюду столько неистовства, столько восторга, такая толчея, такая суматоха… Зазывалы, торговцы залежалым товаром, праздные гуляки, шуты, клоуны, жонглеры, фокусники, продавцы патентованных средств от всех болезней, предсказатели, специалисты по удалению жирных пятен, чистильщики обуви, моряки, всевозможные зеваки, торговцы лотерейными билетами. Все это было освещено газовыми фонарями на высоких столбах, а также отсветами питейных заведений, каковые здесь встречались через каждые тридцать-сорок футов. Помимо «Альмы», я прошел мимо «Десяти колоколов», «Королевской головы», «Британии», «Рога изобилия», «Львиной доли» и «Принцессы Алисы». Все они были набиты до отказа, во всех пиршество было в разгаре, ибо мне следовало бы добавить, что именно выпивка была тем топливом, которое поддерживало костры Уайтчепела; она замедляла речь, затуманивала мысли, заплетала ноги, изменяла поведение. Пьяный перестает быть человеком: он без стыда справляет прямо на людях естественную нужду, говорит не думая (обыкновенно правду, да хранит нас Господь), и он скор на кулак, нож или пулю. Так что и отход от нормальных разговоров также висел в воздухе, подобно туче, – пестрая пелена в гротескной игре света в лужах на мостовой, витринах магазинов и бобровой шкуре воротников. Неудивительно, что зеваки специально стекались сюда, чтобы поглазеть на все это.