Он все чаще задумывался о возвращении в Болгарию, чье подданство сохранил. Можно было попробовать начать все сначала. В Софии, Варне и Драме жили его бывшие офицеры, готовые собраться по первому зову. Немного их осталось, но много и не потребуется. В сложившихся обстоятельствах возможна была только партизанская или террористическая борьба небольшими подготовленными группами. Немцы поддержки не окажут – это уже было совершенно ясно. Но в Драме под каменной плитой до сих пор лежали ящики с музейными номерами на крышках. Часть золота Нжде успел превратить в английские фунты и положил в лондонский банк на имя своего несовершеннолетнего сына Сукиаса. Остальное рассчитывал передать в партийную кассу, но, после разрыва с дашнаками, решил использовать его для реальной борьбы, а не на издание газет за океаном. Исследования профессора Марра он еще до войны хотел переправить с репатриантами в Ереван, но потом передумал. По его мнению, эти бесценные документы могли принадлежать только Армении, но не большевистской, а независимой. Очень ему не хотелось, чтобы материалы, которые они с Рубеном Мелконяном, рискуя жизнью, вывезли из Ани, оказались в пыльном архиве в Москве. После второй балканской войны Драма отошла к Греции, но в 1941 году союзница Германии, Болгария снова оккупировала этот город и Эгейское побережье.

Гарегин остановился возле витрины магазина готового платья. Он смотрел на свое отражение – солидный отец семейства, идущий домой после трудового дня в конторе. Блестящая лысина, благородная седина на висках, со вкусом подобранный галстук и аккуратно постриженные усики как у фюрера (или как у запрещенного Чарли Чаплина…) Неожиданно вспомнил свою старую фотографию, которая во времена первой балканской войны висела в каждом армянском доме в Болгарии. Черные как уголь волосы, выбивающиеся из под папахи, пулеметные ленты поверх гимнастерки и, конечно, лихие разбойничьи усы. Он вдруг понял, что его уже давно никто не называл Нжде (странник).

* * *

Лена второй день не отвечала на звонки. В «Мотыге» сказали, что она взяла неделю отпуска. Конечно, Андрей был виноват – уехал в Грецию без предупреждения. На следующий день в половине одиннадцатого ждал ее у ресторана, чтобы отвезти домой. Ждал долго, потом зашел внутрь и выяснил, что она ушла ровно в десять. Получалась дурацкая ситуация – вроде бы никто не виноват, но, как всегда, виноват мужчина.

Он снова набрал ее номер. Длинные гудки… Андрею была знакома эта ситуация – многие девушки после в разгар романтических ухаживаний пытались его «дрессировать». Выбирался незначительный повод для обиды и без объяснения причины объявлялся бойкот. Пару раз он попадался на эту удочку – нервничал, не понимал, что происходит, непрерывно звонил на зловеще молчащий номер и через пару дней, как видимо и было задумано, появлялся в конце рабочего дня возле офиса бессердечной дамы с огромным букетом. Цветы и извинения (неизвестно за что) принимались, сослуживцы смотрели в окна, а рейтинг мучительницы подскакивал как индекс Доу Джонса в апреле 1933 года. Потом одна знакомая поведала ему, что это всего лишь алгоритм поведения «настоящей леди». Существовало даже правило – «дрессировать» своего молодого человека следовало в начале недели, не позже вторника, дабы успеть принять извинения и дары до выходных, и не сидеть в субботний вечер «как дура» дома. Поэтому при очередной попытке дрессировки Андрей спокойно занимался своими делами и ждал неизбежного возмущенного звонка «ты куда пропал?!!»

На этот раз спокойно ждать почему-то не получалось. Уж очень не похожа была Лена на «дрессировщицу». Поступала она всегда так, как считала нужным, и о «рейтинге» не заботилась. Мнение окружающих ее мало волновало. Могла запросто засунуть чаевые в карман хамоватому клиенту, несмотря на возмущение коллег. Андрею она честно сказала, что «сама его выбрала», а когда он как-то раз заявился в «Мотыгу» с цветами, попросила не превращать их отношения в «пошлый роман курортника с официанткой».

SMS-ка пришла ночью. «Я в Софии. Позвони в 10 утра».

Надо ли говорить, что он поставил будильник на девять и последние полчаса до назначенного времени сидел, глядя на циферблат. Позвонил ровно в десять.

– Привет.

– Привет… Спасибо, что разбудил… – слышно было, что Лена никак не может проснуться.

– Что случилось? Куда ты вдруг уехала?

– Прости, что не предупредила. Сестра попала в больницу, а ее дочка осталась дома одна.

– Почему же ты мне ничего не сказала?

– Мне на работу сообщили – надо было срочно ехать в Софию. По дороге все соседкам звонила, чтобы с девочкой посидели. Два дня бегала между больницей и домом. Сегодня удалось немного поспать. Ладно, мне пора в больницу ехать, спасибо, что разбудил.

– Подожди. А как сестра?

– Уже лучше. Ее с работы увезли с острой болью. Оказался гнойный перитонит. Сразу и прооперировали.

– Помощь нужна?

– Спасибо, я справляюсь. Если хочешь, через пару дней приезжай в гости. Ты был в Софии?

– Только проездом.

– Ну вот – проведу для тебя экскурсию.

Дорога до кольцевой вокруг болгарской столицы заняла пару часов. Утреннее шоссе было пустым, а последние километров тридцать оно превращалось в скоростную магистраль, и Андрей с удовольствием разогнал своего росинанта до ста шестидесяти. Город встретил пробками и долгим ожиданием на светофорах – электронные счетчики на переходах начинали отсчет с невиданных для России девяноста, а то и ста секунд. Поиск улицы Царя Бориса в старой части Софии занял около часа. Навигатор не учитывал перекопанных и закрытых поездов и все время предлагал «перепроложить маршрут». Найденный дом был из тех элегантных строений, что строились в начале ХХ века и без особых последствий пережили пару войн и смену общественного устройства.

Лена открыла резную тяжелую дверь в квартиру и прижала палец к губам: «Тихо. Племянница спит». Потом взяла его за руку и потащила за собой по длинному коридору. Плотно прикрыла за собой створку с витражом и только тогда прижалась всем телом: «Соскучилась…» А ее пальцы уже тянули его рубашку из под ремня, махровый халат оказался на полу…

«Лена! Къде си?» – из коридора раздался детский голос. Андрей успел залезть под одеяло за секунду до того, как распахнулась дверь.

Потом долго пили кофе на кухне и Ани (так звали племянницу) показывала рисунки, которые она понесет маме в больницу. Сюжеты, в основном, были посвящены обещанному отдыху на море. Почти на каждой картинке была ярко-синяя вода и желтый надувной матрас.

Андрей прошелся по коридору. Квартира был старая, потолки и кафельные печки украшали причудливо изогнутые орнаменты в стиле модерн. Видно было, что и лепнина, и резные двери с витражами, и паркет, похожий на шахматную доску – все было тщательно отреставрировано. Даже дверные ручки и шпингалеты на окнах были подобраны в одном стиле и отливали благородной бронзой. Лена рассказала, что ее сестра по профессии историк, преподает в университете.

– Неплохо, видно, у вас историкам платят, – заметил Андрей, – такую реставрацию не каждый потянет.