– Юрий Ашотович? Я Андрей. Мой отец звонил вам.

– Здравствуйте, молодой человек. Так вы и есть внук Сергея Рубеновича? Проходите-проходите, – голос у хищного старика неожиданно оказался мягким и приятным, таким же, как и его легкий акцент.

Они прошли по длинному коридору, заставленному тумбами и шкафами, и оказались в большой комнате. Жилище профессора точно по центру было перегорожено книжными полками. В одной половине, по-видимому, размещались спальня и кабинет хозяина. Здесь стояли диван и письменный стол, а стены также были заняты книжными полками. Андрея профессор провел во вторую половину, которая, очевидно, служила гостиной. Андрей огляделся. Два удобных кресла, журнальный столик между ними. На стенах – множество фотографий в деревянных рамках. Удивило отсутствие телевизора. Не спрашивая, Маркарян достал из шкафчика два коньячных фужера и плоскую бутылку с надписью «Ной».

– Аспиранты приносят, – объяснил он, разливая ароматный коньяк, – а в одиночку я не пью. Сначала – за знакомство, а потом о делах.

Минут пять пробовали, закрывали глаза и хвалили напиток. Видимо, таков здесь был обязательный ритуал.

– Ну-с, а теперь рассказывайте.

Андрей достал из кармана письма. Профессор надел очки и, изучив конверты, положил их на стол, не открывая.

– Ну, что ж, я читал эти письма. Их мне показывал ваш дед.

– Мне интересно, о чем там идет речь.

Маркарян задумался.

– Вы знаете кто такой Оганес Деведжян?

– Отец сказал, что он был арестован и сидел вместе с Гарегином Нжде.

Старик удовлетворенно кивнул:

– Приятно, что вы знаете, кто такой Нжде.

– Я видел мемориальную доску в Софии. Там написано, что он умер в 1955-м в Сибири.

– Да, раньше так и думали. Сейчас рассекретили многие материалы. Он умер действительно в 1955-м, только не в Сибири, а во владимирской тюрьме.

– Так Деведжян там с ним сидел?

– И там, и в Ереване, и на Лубянке… Повозили их по стране.

– А зачем?

Маркарян развел руками:

– В двух словах тут не расскажешь. Придется начать издалека.

Он снова разлил коньяк по бокалам.

– История эта напоминает книгу «Железная маска» Дюма… – начал рассказывать он и с удовольствием пригубил из бокала. Похоже было, что удовольствие ему доставляет не коньяк, а возможность снова оказаться в положении лектора перед благодарной аудиторией.

– Судьба свела Деведжяна и Нжде в далеком 1920-м году. Оба они тогда были членами дашнакского правительства Армении, причем Деведжян был министром юстиции. Потом оба руководили восстанием дашнаков против Советской власти. После поражения восстания они эмигрировали в Болгарию, где продолжили политическую борьбу за освобождение армянских территорий, захваченных Турцией. Причем Нжде постепенно отошел от дашнаков ввиду их «умеренности» (он всегда был борцом), а Оганес так и остался активным членом партии Дашнакцутюн. Во время второй мировой войны они сделали ошибочную ставку на Гитлера, надеясь, что он оккупирует Турцию, и предложили немцам сформировать армянский легион для участия в освобождении Западной Армении, захваченной турками. Когда стало понятно, что Германия не собирается нападать на Кемаля Ататюрка, а легионеров планируют использовать при оккупации Крыма, и Деведжян, и Нжде вернулись в Болгарию. При приближении советских войск к Софии Нжде было предложено улететь на немецком самолете в Вену, но он отказался, надеясь, что СССР вскоре объявит войну Турции, и он сможет принять в ней участие. После прихода советских войск написал письмо с этим предложением генералу Толбухину. 9 октября Нжде был вызван в советскую миссию, где ему сообщили, что он должен выехать в СССР, чтобы лично сделать своё предложение руководству. 12 октября был арестован СМЕРШем и направлен в Москву, во внутреннюю тюрьму МГБ на Лубянке, откуда в 1946 году был переведен в Ереванскую тюрьму. В 1947-м в Бухаресте был арестован и скрывавшийся там Деведжян. На долгие годы оба арестованных превратились в секретных узников – руководство СССР то планировало использовать их в секретных операциях против Турции, то хотело отправить их эмиссарами в зарубежную армянскую диаспору, но каждый раз решение отменялось. Их семьи, оставшиеся в Болгарии, были уверены, что их давно расстреляли. Когда Нжде, не имея сведений о жене и сыне, объявил голодовку, ему лишь показали их фотографию. Десять лет им не только были запрещены свидания и письма, но даже их личные дела были засекречены. После смерти Сталина в 1953-м о них просто «забыли», но летом 1955-го Деведжян был неожиданно освобожден и сразу же репатриирован в Болгарию, чьим гражданином он являлся. А в 1956-м он сумел уехать в Аргентину, где на тот момент проживала его семья.

– А как же Нжде? – спросил Андрей.

– Гарегин умер в декабре 1955-го. Его похоронили на монастырском кладбище во Владимире. Родному брату не позволили увезти его тело на родину. Отдали только одежду и часы. В 1983-м группа энтузиастов тайно откопала и перевезла прах странника в Армению, где несколько лет прятала его в подвале. В 1987-м Нжде захоронили во дворе церкви села Гладзор. И только в 2005-м он был похоронен, согласно завещанию, у подножья горы Хуступ в Сюнике.

– А что же, все-таки, в этих письмах? – Андрей кивнул на лежащие на столе конверты.

– В первом письме из Софии Оганес пишет, что во время своего краткосрочного пребывания в Москве после освобождения, он, по просьбе Нжде, нашел адрес вашего деда. Сергей Рубенович – сын боевого товарища Нжде, которому тот обязан жизнью. Речь идет о вашем прадеде, Рубене Мелконяне, который был заместителем Гарегина во время боев за Карскую область. Он сообщает, что Рубен всегда помнил о своих родных, но не давал о себе знать, чтобы не причинить им вреда.

– Какого вреда?

– В те годы близкий родственник-эмигрант, к тому же «антисоветский элемент», был достаточным поводом для отправки на Соловки. И он знал об этом. Оганес пишет, что ваш прадед умер в 1930-м в городе Драма.

– Это возле Кавалы?

Профессор развел руками:

– Не знаю. Никогда там не был. Так вот, Нжде похоронил своего боевого товарища в этом городе на армянском участке старого болгарского кладбища.

– А что во втором письме?

– Письмо из Буэнос-Айреса совсем короткое – он просто передает слова Нжде, – Маркарян достал письмо из конверта. – «Под кенотафом – то, что по праву принадлежит свободной Армении и семье моего боевого товарища, которому я обязан жизнью».

– «Под кенотафом»? – удивился Андрей. – А что это такое?

– Кенотаф по-гречески – «пустая могила». То есть, символический надгробный памятник в месте, которое не содержит останков покойного. Кенотафы служат для увековечивания памяти об усопшем и выполнения поминальных ритуалов.

– Ничего не понимаю – так похоронен там мой прадед или нет?