В городе Драма пришлось постоять в пробках на узких улочках, а километров через тридцать дорога снова пошла в гору по серпантинам и эстакадам. Совершенно неожиданно показалось море. Оказалось, что горная гряда отделяла долину от бескрайнего синего простора с огромным островом вдали. Андрей повел машину медленнее, любуясь пейзажем. Минут через десять показался сказочной красоты город, расположенный на склонах бухты. Улицы террасами спускались к морю. Внизу виднелся порт со стоящим у причала паромом. Картинка очень напоминала Монте Карло, где Андрею как-то пришлось побывать. Это и была цель их путешествия – город Кавала.

Саша позвонил кому-то по телефону и долго по-английски уточнял дорогу. Как Андрей понял из разговора, им надо было попасть на набережную возле порта. Так как указатели «Port» и «Ferry» висели почти на каждом перекрестке, то найти нужное место не составило труда. После нескольких попыток им даже удалось найти место для парковки и Саша, забрав сумку из багажника, убежал на встречу, пообещав вернуться минут через двадцать.

Андрей с удовольствием размял затекшие ноги, погуляв по набережной. Потом, почувствовав соблазнительный аромат свежесваренного кофе, сел за столик открытого кафе. Он бывал в Греции до этого, поэтому, не глядя в меню, заказал «эллинико кафе». Официант принес крошечную чашку с густым ароматным напитком и стакан холодной воды. Саша задерживался – прошло уже минут сорок, но Андрея это ничуть не беспокоило. Он сидел в тени, обдуваемый теплым ветерком. У подножия каменной набережной уютно шуршали волны. Море пахло рыбой. Все это напоминало детские годы, проведенные в Батуми у бабушки. Греция располагала к созерцанию и умиротворению, поэтому он даже досадливо поморщился, когда вернувшийся, наконец, Саша стал шумно двигать металлический стул и устраиваться за столом.

– Ну что – закончил свои дела?

– Гуляем, Андрюха! – Саша, воровато оглянувшись, показал ему внушительную пачку евро, перехваченную резинкой. – Клиент расплатился. Вставай, знаю я тут один приличный ресторан.

Есть действительно уже хотелось, и Андрей не стал отказываться от предложения.

«Приличный ресторан» выглядел достаточно скромно по московским меркам. Потертые деревянные стулья, выкрашенные ярко-синей краской, пластиковые столы и бумажные одноразовые скатерти, прихваченные металлическими зажимами, чтобы не унес ветер. Но как вкусна была мелкая рыбка гаврос, зажаренная в кляре! А щупальца осьминога, тушеные в красном вине! А рис с каракатицей! Андрей жмурился от удовольствия как кот, запивая все эти вкусности рициной – ледяным белым вином с привкусом сосновой смолы.

– Найти в Греции бутылку приличного вина очень сложно, – поучал Саша. – И это на родине виноделия! Зато рицину можно смело заказывать в любой забегаловке. Она плохой не бывает – дешево и сердито!

После обеда поехали на городской пляж. Правда, купаться Саша не стал – не хотел оставлять сумку с деньгами, так что Андрей в одиночестве наслаждался морскими ваннами.

После еды и морских купаний очень хотелось спать, поэтому на обратном пути Андрей старался не гнать – ехал спокойно в правом ряду, предоставляя греческим эмоциональным водителям возможность обгонять его. На болгарской границе провели почти час – у пограничников были неполадки с компьютером и друзья с завистью смотрели на граждан Евросоюза, пересекавших границу, просто помахав документами из окна. Высадив Сашу у «Зеленой мили», Андрей поспешил в «Мотыгу», но свет там уже не горел, дверь была заперта. Видимо, «последний посетитель» ушел раньше обычного. Ушла и Лена, не дождавшись. «Неудобно получилось…» – побормотал он и поехал домой спать.

* * *

4 сентября 1943 года, Берлин

Очередная встреча с рейхсминистром оставила ощущение безысходности. В течение почти двух часов Розенберг ходил по кабинету и на хорошем русском языке рассказывал о будущем устройстве рейсхкомиссариата «Кавказ» и о том, какое значение придает фюрер формированию национальных воинских формирований в составе вермахта. Потом сел на своего любимого конька и, глядя в окно, долго рассуждал о «бесполезных идеалах римско-этрусского католицизма и масонского гуманизма». Какое это имело отношение к сидящим в кабинете представителям Кавказского блока, никто не понял. В конце встречи министр представил рейхскомиссара Арно Шикеданца, возглавляющего Имперский комиссариат «Кавказ», и удалился. Рейхскомиссар по-русски говорил хуже своего начальника и ограничился десятиминутной речью. Когда Нжде вышел из кабинета, секретарь сказал, что «рейхсминистр уехал и сегодня уже не вернется». Вот и все… За последние полгода Гарегину так и не удалось добиться аудиенции. На письма Розенберг не отвечал, а личных встреч избегал. Нжде чувствовал себя пассажиром, севшим не на тот корабль. Уже понятно было, что порт назначения не тот, что ему нужен, и он плывет совершенно в другую сторону. Но сойти с корабля посреди моря невозможно, а истинная цель путешествия с каждым днем все дальше и дальше.

Их первая встреча состоялась год назад. «Альфред Вольдемарович», как он сам представился, тепло принял генерала Тер-Арутюняна, занимавшегося формированием Армянского легиона вермахта. Розенберг с удовольствием говорил по-русски, вспоминал студенческие годы, проведенные в Москве и Риге. Выслушал подготовленные Нжде тезисы о необходимости нейтрализации и ослабления Турции, о связях Кемаля Ататюрка с большевиками и о будущей независимой Армении в исторических границах. Попросил составить информационную записку и обещал представить ее на рассмотрение фюреру. После вынужденного бездействия в Болгарии и США, куда он перебрался летом 1933 года, Нжде снова почувствовал себя в центре водоворота событий. Профессиональный военный, борец, он с отвращением вспоминал «мягкотелых американских дашнаков», не поддержавших его радикальных взглядов на борьбу за освобождение родины.

А потом наступило затишье. По доходившим до него слухам Гарегин догадывался, что Розенберг не обладает тем влиянием на Гитлера, на которое намекал при встрече. К тому же фюрер считал «надежными» только мусульман и полагал, что формировать батальоны «хиви» из кавказцев – дело рискованное. В 1943-м начались репрессии против армян на оккупированных Балканах. Армянские батальоны использовались на тыловых работах или их отправляли «сторожить Атлантический вал». Некоторые подразделения даже содержались в концлагерях. Ни о какой борьбе за независимость родины речь уже не шла. Нжде по инерции продолжал работать в Армянском национальном совете и в редакции берлинской газеты «Свободная Армения», но ощущение того, что это «не его война», его не оставляло.

Возвращаться в пустую квартиру не хотелось. Решил пройтись. Вечер был теплым и Нжде даже снял пиджак и нес его в руке. Живя в Берлине, он редко надевал форму с трехцветным шевроном Армянского легиона. В последнее время Гарегин все чаще замечал, что комфортнее чувствует себя в гражданской одежде. В его гардеробе появились костюмы от хороших берлинских портных, а военным сапогам он предпочитал удобные туфли Bata. На Курфюрстендамм было, как всегда, оживленно. Женщины в красивых платьях и летних пальто останавливались перед освещенными витринами, доносилась музыка из многочисленных кафе. Только по обилию мужчин в военной форме можно было догадаться, что где-то там, на востоке идет большая война. Не его война…