– На днях возле станции Тутинг-Бродвей какой-то мужик с утра продавал блоки гашиша. Оливия попыталась схватить один – подумала, что это печенье.

– Песенье! – внезапно воскликнула Оливия – ни дать ни взять Лазарь, воскресший из сахарной комы.

– Никакого печенья, ты только что съела четыре пирожных.

– Песенье, мам, позялуйста, – сказала она писклявым голоском, ее розовый ротик начал кривиться.

– Нет, – отрезала Кэтрин.

Выйдя на середину гостиной, Оливия бросилась на пол, словно скорбящая итальянка.

– МАМА, ПОЗЯЛУЙСТА! – взвыла она. – НИНО, ПОЗЯЛУЙСТА, ПЕСЕНЬЕ. ПЕСЕНЬЕ. ПОЗЯЛУЙСТА.

Кэтрин встала.

– Это надолго, – сказала она и через несколько секунд принесла печенье с кремовой прослойкой. Рыдания тут же иссякли.

– Куда решили перебраться?

– Скорее всего, в Суррей, к родителям Марка.

Я кивнула.

– Что? – спросила Кэтрин.

– Ничего.

– Похоже, ты не слишком высокого мнения о Суррее.

– Вовсе нет.

– Да.

– Ты знаешь там кого-нибудь? – спросила я. – Кроме родителей Марка?

– Вообще-то, да. Помнишь Неда, лучшего школьного друга Марка, и его жену Анну?

– Конечно, мы познакомились на твоем дне рождения в прошлом году, и она говорила исключительно о расширении своей кухни.

– Они живут неподалеку от Гилфорда. Анна обещала представить меня местному сообществу мамочек.

Сообществу мамочек…

– Хорошо, рада это слышать, – сказала я. – Просто не хочу, чтобы ты чувствовала себя одиноко.

– Вряд ли мне грозит одиночество: до Лондона всего полчаса на поезде. Дорога до центра займет у меня примерно столько же, сколько у тебя.

– Ты права, – согласилась я, хотя вовсе так не считала. Однако я хорошо знала этот воинственный пыл в ее голосе и поспешила опрокинуть на него ведро ледяной воды. – И телефоны никто не отменял.

– Вот именно, – подтвердила Кэтрин, перебирая темные, мягкие пряди детских волос. – Все ведь и началось с телефона.

– Ты помнишь, о чем мы вообще говорили? До сих пор в голове не укладывается, как мы в течение семи лет умудрялись проводить вместе целый день в школе, а потом каждый вечер по два часа висеть на телефоне.

– Ох уж этот телефон… Мы с мамой только из-за него и ругались. Помню, как твой отец приезжал за тобой и привозил распечатки телефонных счетов. Они с моей мамой сидели за кухонным столом с двумя бокалами шерри и обсуждали дальнейшие действия, словно главы государств на переговорах.

– Я уже и забыла…

– Как твой папа? – спросила она.

– Все так же.

– Ему совсем не лучше?

– На самом деле все гораздо сложнее, Кэт, – сказала я довольно резко, надеясь, что она не спросит, насколько.

– Ладно.

Кэтрин положила руку мне на плечо. Слава богу, рядом была Оливия, которая выступала в роли куклы беспокойства во время наших встреч. Я тоже начала накручивать на пальцы ее мягкие пряди.

– Часто видишься с Джо? – спросила Кэтрин.

– Нет, – сказала я. – Надо как-нибудь встретиться. Полагаю, он все еще с Люси?

– Да.

– Кстати, она из Суррея.

– Поэтому она тебе не нравится?

– Нет. Есть как минимум пятнадцать причин, почему я не прониклась к ней симпатией, помимо Суррея.

– Например?

– Однажды она заявила, что считает авиаперелеты «гламурными». А еще Люси до сих пор всем хвастается, что покрасила свой «Мини-Купер» в особый голубой цвет утиного яйца.

– Они ужинали у нас на прошлой неделе.

Меня это уязвило, хотя с чего бы. Марк и Джо стали друзьями, пока мы проводили время вчетвером, и при расставании мы с Джо условились, что каждый из нас получит свою «половину» Кэтрин и Марка.

– Ну и как прошло?

– Неплохо, – сказала Кэтрин. – Мне нравится Люси, она очень… творческая.

– Она занимается рекламой в компании по производству пенистого чая.

– Это не повод ее презирать.

– Зато я вправе презирать пенистый чай.

– Я всегда думала, что вы с Джо снова сойдетесь.

– Правда?

– Да, и Марк тоже.

– Почему? – спросила я.

– Не знаю… Вы всегда казались очень гармоничной парой. И все было куда проще.

– Проще для вашего с Марком социального планирования? – спросила я чуть резче, чем хотела.

– Ну да, вроде того.

– Можете пригласить нас с Джо на ужин. К твоему сведению, мы до сих пор хорошо ладим.

– Знаю, но это не то же самое.

– Я начала кое с кем встречаться, – непроизвольно сказала я.

– Неужели?! – воскликнула она с чуть большим удивлением, чем мне бы хотелось.

– Да. Вообще-то, пока у нас было одно свидание. Но он потрясающий.

– Как его зовут? – спросила Кэтрин, и ее зрачки – клянусь! – расширились.

Я знала, что ей это понравится – теперь я говорила на ее языке. Свидания, любовь, мужчина, которого я смогу привести с собой, чтобы Марку было с кем обсудить регби и дорожное движение.

– Макс.

– Где вы познакомились?

– В приложении.

– Думаю, мне бы понравились эти приложения.

– Серьезно?

– Да. Хотя я рада, что мне не пришлось ими пользоваться. – Еще одна мимолетная попытка самооправдания. – Какой он?

– Высокий, энергичный, умный, обаятельный и немного… – Я подбирала слово, которое никак не могла нащупать с момента нашей встречи, чтобы собрать воедино его облик из своих нечетких, пьяных воспоминаний. – Сумеречный. Понимаешь?

– Нет.

– В нем есть что-то от темной магии, и в то же время он неиспорченный. Вроде как… ветхозаветный. В смысле человеческой сущности.

– В смысле человеческой сущности?

– Ну да, как будто с него сорвали все покровы, и остались только… инстинкты и волосы. Не могу объяснить.

– Тебе с ним весело?

– Вроде того, – сказала я неубедительно. – Не так, как с Джо. Но вряд ли я захочу снова быть с кем-то вроде Джо.

– Правда?

– Да. В конце концов меня стали утомлять его шуточки типа «Мне показалось или тут в самом деле странно пахнет?» Хватит с меня юмористических шоу. Для отношений я бы предпочла кого-то более серьезного.

– Похоже, он и впрямь хорош, – усмехнулась Кэтрин. – Когда вы встречаетесь снова?

– Не знаю, после того раза он еще не писал.

– Напиши первой, – предложила она. – Скажи: «Мне очень понравилось наше свидание. Может, повторим?»

– Я-то не против, но Лола говорит, что все устроено иначе.

– У Лолы никогда не было серьезных отношений.

– Да, зато она часто ходила на свидания. А вот мы с тобой вообще ничего о них не знаем.

– Разве смысл не в том, чтобы построить отношения?

– Тебя послушать, так это спорт, – заметила я.

Рядом с Кэтрин мне всегда казалось, что я участвую в соревновании, причем против собственной воли.

– Еще кофе? – спросила она.

Я взглянула на свой телефон. Осталось высидеть еще как минимум полтора часа.

Весьма непросто сбросить заводские настройки дружбы. Чтобы высказать все накопившееся, потребовался бы долгий и неудобный разговор, и я не могла улучить момент, подходящий для нас обеих. Лично я видела по крайней мере трех гигантских слонов в комнате нашей дружбы. Уверена, что Кэтрин насчитала бы еще трех, если не больше. Я гадала, сколько недоговоренностей способна выдержать дружба, продолжая при этом нормально функционировать, и когда, если такое все же случится, они нас раздавят.

Ровно через девяносто минут я поцеловала на прощание шоколадные щечки Оливии, обняла Кэтрин, еще раз поздравила ее с беременностью и сказала, что с удовольствием помогу с поисками дома в Суррее, если ей понадобится дополнительная пара глаз – чего я, конечно, не собиралась делать. Выйдя за порог, я ощутила такое же чувство облегчения, какое испытываю после мытья холодильника или сдачи налоговой декларации. Я почти не сомневалась, что по другую сторону двери Кэтрин думала обо мне точно так же.

Дома я в четвертый раз за неделю постучала в дверь квартиры на первом этаже, так как пропустила посылку, а в записке говорилось, что пакет оставлен у Анджело Ферретти внизу. Я пробовала угадать по звуку, когда он выходит или входит в здание, но почему-то у меня не получалось его застать. На этот раз, к моему удивлению, дверь открылась после второго стука. В дверном проеме возвышался смуглый мужчина с настороженным выражением лица, каштановыми волосами до плеч и преждевременными залысинами – он вполне мог бы увлекаться раскрашиванием фигурок солдатиков или по выходным играть на ударных в группе с другими унылыми дядьками. Я предположила, что он на несколько лет старше меня.

– О, привет, – сказала я с неловким, наигранным, веселым смешком, который ненавидела. – Извините,