музыкальная жизнь — свои клубы и их звезды, свои энтузиасты, проводившие концерты и фестивали. По словам деятеля краснодарского андерграунда 1990–2000-х Игоря «Аяврика» Тихого, в начале 1990-х можно было без проблем снять площадку и провести на ней концерт локальных музыкантов. Посещаемость таких концертов могла измеряться в сотнях, а то и тысячах человек. «Какая-нибудь группа „Черная вдова“ могла за копейки арендовать ДК железнодорожников или Дом офицеров. Например, [приглашали] группы „Зверство“, „Глаз“, „Подземка“ — и зал [оказывался] полностью забит. Доходило до того, что в цирке устраивали трехдневный [музыкальный] фестиваль», — говорит Тихий[12].

Вторит ему музыкант и организатор концертов Евгений Греков, описывающий эпоху становления шоу-бизнеса так: «Фестивали-концерты на рубеже 1980–1990-х ничего не стоило организовать: появилось кооперативное движение с неадекватными персонажами, к которым можно было прийти, взять два аккорда на гитаре, выпить сто грамм водки — появлялись деньги, аппаратура, сцена»[13]. Определенная локальная популярность у местного рока была и во второй половине 1990-х. Тихий приводит в пример группу Underwater, игравшую хардкор и альтернативный рок: «Я выпускал их кассету: в начале 100 штук сделал — на презентации моментально ушли, потом еще 1000 штук за полгода; это 1997 год».

При этом, несмотря на большой интерес к року в конце 1990-х, в Краснодаре не сформировалось ни одной заметной сцены: «Черная вдова», «Подземка» и «Зверство» играли разную музыку и могут быть объединены только на основании некой абстрактной принадлежности к «року»[14]. Таким образом, краснодарский андерграунд 1990-х напрямую наследовал еще советской рок-клубовской традиции, идеологически отличавшей «рок» от всей другой музыки, но не слишком вникающей в движения внутри этого самого «рока». В Краснодаре, конечно, были металлисты и панки — но они органично вливались в большую тусовку «неформалов», в общую «сцену русского рока» и не пытались образовать независимое движение. Как вспоминает Игорь Тихий, «до середины 1990-х все друг друга знали. Тогда особо и не было разнообразия субкультур. Была „Поляна“, где собирались металлисты, и был „Арбат“[15], там панки, русский рок, любители „Аквариума“. Друг с другом пересекались, участвовали в совместных концертах»[16].

Казалось, в 2000-е жанровые сцены в Краснодаре уже начали зарождаться (их расцвет придется на вторую половину десятилетия) и объединяться вокруг групп-локомотивов. Например, хардкор-группа «Засрали солнце» получила известность и за пределами Кубани. Однако не стоит забывать, что сцена — это не только сами музыканты, но и соответствующая инфраструктура: фанаты, клубы, студии звукозаписи. Так, несмотря на кажущуюся активность левых в Краснодаре[17], местные субкультуры, связанные с хардкором, стрейт-эджем или движением RASH[18], были пусть и шумными, но малочисленными: на концерты приходило 20–30 человек. Большая часть анархистских и левых групп развивалась в рамках все того же общего слоя «неформалов», размывая границы своей сцены. К примеру, на «Антифашистском сейшне», организованном движением «Автономное действие» в августе 2002 года, помимо радикально левой и связанной с антифашистами панк-группы «Промзона» участвовали и коллективы вроде «Улетального исхода», при случае высмеивающие левацкие сообщества, а в текстах эксплуатирующие сексистские и патриархальные конструкты.

Малое количество сообществ, сплотившихся вокруг какого-либо музыкального стиля, привело к отсутствию сегрегации и конфликтов внутри рок-движения в целом, но при этом негативно сказалось на самой возможности самобытного локального саунда и формирования региональной идентичности. Определенную роль здесь сыграла и некоторая инертность местного населения, увековеченная в мемах про «кубаноидов». Не стоит забывать, что Краснодарский край в 2000-е управлялся консервативными властями, агрессивно насаждавшими патриотизм и традиционные ценности. Рок, традиционно воспринимаемый как эскапистская или протестная музыка, вряд ли мог переприсвоить локальную «казачью» культуру или встать ей на службу[19]. Возможно, основной проблемой рок-музыкантов на Кубани была неразвитость инфраструктуры. Сообществам, ассоциирующим себя с «роком», для выживания практически необходимы доступные репетиционные точки, студии звукозаписи и концертные клубы, в то время как рэп-сообщества изначально были более самодостаточным и DIY-ориентированными. В любом случае, дотошно описывая для вечности музыкальный ландшафт Краснодарского края в XXI веке, Владимир Акулинин действовал в странных условиях музыкального безвременья, когда при взгляде со стороны казалось, что в местном рок-андерграунде ничего не происходит[20]. Что же в таком случае он искал и находил?

Миссия невыполнима: музыкальное подвижничество Владимира Акулинина

Июль 2021 года. Я сижу в квартире Владимира Акулинина, последний раз мы виделись 17 лет назад. У хозяина жилплощади диагностировано психическое расстройство. Сама квартира, кажется, изменилась только в худшую сторону: развалившаяся кровать с матрасом полувековой давности, грязь, запах засорившейся канализации и нестиранного белья: все пространство для жизни — в радиусе метра от ноутбука. Я зашел переписать архив краснодарского самиздата 2000-х, который Акулинин собирал вместе с записями местных групп: журналы «Поганая молодежь» (его выпускал он сам), «Кролик», «МУХУХУ» и еще полтора десятка изданий.

Сам Акулинин, получив образование ученого-химика, начал свою культуртрегерскую миссию с лекций и семинаров в 2000–2001-м: «По специальности работал недолго. Потом лекции читал — год читал на общественных началах, потом три месяца официально работал»[21], — вспоминает он. В этот же период Акулинин начал организовывать выступления рок-групп в зале «Кубанькино» и на других краснодарских площадках. «Первый концерт, что я устроил, был для группы „Засрали солнце“. Я договаривался о помещении, а концерт устраивали они. Пришла тусовка, скины[22] ничего не знали — тем и ценны эти концерты, что скины туда не попадали. Потом Фестиваль памяти Высоцкого, январь 2002 года».

За годы своей околомузыкальной активности Акулинин организовал несколько десятков концертов, включая и домашние: «Менты напрягали раз в неделю. Хотя тогда было вегетарианское время, не сравнить с нынешним. На квартирниках обходилось без ментов — разгонял всех [музыкантов] до девяти вечера». По сравнению с 1990-ми уровень интереса к рок-концертам в 2000-е упал. Местные рок-группы перестали быть востребованными среди краснодарцев — в лучшем случае на выступления приходило несколько десятков человек, многие из которых знали друг друга: «Платил аренду и здорово влетал».

Кроме того, Акулинин занимался неким подобием продюсирования: находил группы (не обязательно нравящиеся ему лично) и буквально за руку приводил в дешевые домашние студии — во исполнение своей главной миссии, создания архива кубанского рока. Качество записи и сведения, равно как и качество самой музыки, при этом значения не имели: Акулинину было важно получить хоть какую-то запись. При таком подходе многие «спродюсированные» им группы были, по сути, виртуальными — автор песен плюс наскоро подобранный состав без репетиций, с пары дублей, записывали один или два трека, которые сразу шли в архив. Главным мотивом своей деятельности Акулинин называет просто любовь к музыке: «Я музыку с юности люблю и много слушаю», — а желание зафиксировать происходящее появилось у него после первых самостоятельно организованных концертов.

Лихорадочная и хаотичная деятельность