тщету андерграунд-бытия в Краснодаре того периода. В этом смысле проект энциклопедии даже более показателен, чем музыкальные сборники. В «20 лет краснодарского андерграунда», в конце концов, оказывались включены коллективы с хоть какими-то записями, а для попадания в текстовый архив порой достаточно было просто объявить о себе как о группе[28]. Музыканты, дающие интервью Акулинину, хотят «записать альбом», планируют «начать репетиции», мечтают «найти спокойную точку», «дать первый концерт летом 2005 года», «переходят на качественно новый уровень», «ведут подготовку к предстоящим выступлениям», «на 2007 год планируют большое количество выступлений», становятся «доминантами и финалистами фестиваля» и проходят «отбор на международный фестиваль, который состоится в августе 2007 года».

Авторский взгляд на это некритичен: с точки зрения самого Акулинина любое мельчайшее локальное событие приобретает сюрреалистический размах. Герои его энциклопедии существуют в некоем фантастическом пространстве, где нет пустых залов, проблем с составами (хотя формально все эти проблемы и упоминаются) и отсутствием перспектив, а есть большая и дружная общность рок-музыкантов, окруженных верными фанатами. Названия групп, фамилии музыкантов, концертные площадки и сейшны упоминаются так, как будто бы все заведомо понимают, о чем и о ком идет речь. Как будто разговор идет не о новороссийской группе «Конфузз», выступавшей на сельской вечеринке, а о событиях масштаба Вудстока: «После знаменитых сейшенов в Верхнебаканском (где кое-кто шандарахнулся с лестницы, а кто-то хватал директоршу местного ДК за ноги) школьник Влад во дворе родной 29-й школы провел 19 сентября 2004 года такой зажигательный сейшн, который, безусловно, затмил концерт „Ультиматума“».

Нарочитая «рекламность» в интервью локальных музыкантов и записях их архивариусов, имитация представителями андерграунда речевых модусов «успешных артистов» — тема для отдельного исследования. Утрированный оптимизм, залихватская тональность и некритичность к источникам характерны не только для музыкантов Краснодара и окрестностей — подобную стилистику самопрезентаций можно найти, к примеру, в книге Дмитрия Карасюка «Свердловская рок-энциклопедия»[29] и в большей части самиздатовской прессы. В лице Акулинина молодые группы с неясными перспективами получили благодарного слушателя — не только их музыки, но также их автобиографий и декларируемых жизненных и музыкальных кредо, которых в противном случае не услышал бы вообще никто. В энциклопедии нет попыток выстроить иерархию групп по известности, влиятельности или профессионализму. Различные факты тоже подаются совершенно бессистемно и хаотично, что разрушает создаваемую ауру значимости описываемых событий и создает психоделическое впечатление. «Пафос и помпезность неприемлемы, так как не несут в себе никакой, скажем так, литературной ценности, а именно прикосновения к чему-то изначальному, которое можно назвать и Бог, и начало начал», «Материал, в принципе, есть, альбом записываем уже второй год, все партии по многу раз переписываем. Читаю, пишу сам, роюсь в голове пытаясь что-то путное найти…», «И как бы ни старались некоторые злопыхатели, интерес к группе был всегда, вне зависимости от ее состава, большинство которого всегда переживало большую текучесть», «Репертуар ширится и пополняется, группа живет и здравствует», «Кстати, о нашем стиле: элементы русского рока, обильно смоченные ню-металлом с претензиями на Portishead, Radiohead, Blur и, конечно же, на Aphex Twin», «На сегодняшний день группа имеет в своем активе около 45 песен и ищет спонсора на запись альбома». В результате акулининская энциклопедия читается как своеобразный ар брют[30] от музыкальной журналистики.

«20 лет краснодарского андерграунда»: попытка анализа

Каким все же был кубанский андерграунд, представленный в энциклопедии Акулинина? Я — крайне условно и волюнтаристски — разделил группы, в ней упомянутые, на четыре категории. Первая — то, что называется «русским роком», вторая — различные направления металла, третья — панк, инди-рок и альтернатива, четвертая — разновидности электронной музыки (IDM, нойз и т. п.). Разумеется, это разграничение говорит не о четком попадании коллектива в рамки того или иного стиля, но скорее о тяготениях. Хотя бы приблизительно определить стилистику и субкультурные векторы удалось в 339 случаях: к первой категории близки 175 групп или исполнителей, ко второй — 80, к третьей — 63. Это подтверждает тезис о гомогенности кубанского андерграунда 2000-х, выдвинутый в начале статьи: большинство групп Краснодарского края минимум до конца 2000-х ориентировалось не на жанровые сцены, а на «русский рок» в целом.

К четвертой группе относится 4 коллектива, а 17 проектов, играющих джаз, авангардный рок и т. п., не вписываются в указанные рамки. Они выглядят попавшими в энциклопедию скорее случайно, и лакун здесь очевидно больше, чем в первых трех категориях: например, из всех существовавших в Краснодаре нойз-проектов в тексте статьи удостоился, кажется, только «Эхолот». Хотя, возможно, именно эта среда может привлечь внимание современных культуртрегеров. По крайней мере известно, что уже собираются некие материалы о творчестве и наследии Антона «Био» Зверушкина, трагически погибшего участника проектов «Эхолот» и Logoritmica13.

Большая часть упомянутых в проектах Акулинина групп прекратила свое существование довольно быстро. Другие продолжают некоторую деятельность, в диапазоне от «собраться попеть для старых друзей под гитару» до «объявить краудфандинг на выпуск новой пластинки» (в 2019 году так напомнила о себе группа «Зверство») и даже до «выступить у Урганта» (как случилось с Машей Макаровой, упомянутой в энциклопедии). Но что Макарова, что «Зверство» набрали свою аудиторию или до, или помимо деятельности Акулинина, и уж точно не те, ради кого все затевалось. С другой стороны, совершенно вне акулининского андерграундного поля зрения оказались и другие относительно востребованные музыкальные проекты, номинально существующие и по сей день: тусовочные группы типа «Запоя», «Беспризорников» или «Белок на Акации», популярные у местной богемы и клерков. Они репрезентовали богатеющий краснодарский средний класс нулевых, и для Акулинина были слишком гламурны, для них Акулинин — просто неуспешный маргинал. В конце концов, о них мы можем узнать и из других источников, не прибегая к энциклопедии Акулинина и его сборникам.

Интересно, что, хотя Краснодар и сейчас продолжает исправно поставлять известных рэп-музыкантов (Pyrokinesis), местные рок-группы по-прежнему остаются в андерграунде. Даже международный фестиваль «Кубана», который проводился на Таманском полуострове с 2009 по 2014 год, не смог дать кубанскому року импульс для рывка. Большая часть местных клубов довольствуется кавер-вечеринками, на DIY-концерты энтузиастов различных сцен приходят в лучшем случае десятки человек. Музыка, впрочем, стала гораздо более разнообразной стилистически: в Краснодаре теперь можно найти и дрим-поп, и метал, и шугейз, и различные версии смарт-попа, и даже нойз-рок на армянском языке. Однако современные группы и проекты не видят преемственной связи с андерграундом 2000-х. Вряд ли кто-то из современных кубанских музыкантов считает себя духовным преемником «Синдрома Дауна» или «Трикотажной фабрики». При том что знание о кубанском андерграунде 2000-х не сокровенное, то есть сознательно скрытое от посторонних. Скорее оно просто затерявшееся, по крайней мере на текущий момент.

Кажется, это первая большая статья-исследование о Владимире Акулинине и краснодарской рок-музыке 2000-х. Наверное, излишним будет доказывать, что на один успешный музыкальный проект приходится тысячи