— Тачанке экипаж из трех человек положен, пулеметчики — и ездовой. Ездового нашего убило, меня ранило, так что дядька Юзеф один остался. Ездового-то найдут, а с пулеметчиками плохо, почти все в Гродно полегли. Слушай, Земоловский, а может ты в пулеметчики пойдешь?

* * *

Где-то через час случился привал. Всезнающий капрал рассудил: шли размашистой рысью, значит, коней притомили. А ехать-то еще всю ночь!

Доброволец Земоловский, убедившись, что ноги держат и руки не дрожат, вызвался сходить в разведку. Пробрался к краю повозки, свесился вниз, спрыгнул на мягкую пыльную землю.

Ночь. Не видно ни зги, только конский дух, только негромкие голоса. И тяжелая черная тень у повозки — прямо перед ним.

— Не спится, доброволец? А я вот решил к раненым заглянуть. Новых, хвала Деве Ченстоховской, нет, без боя прошли.

Пахнуло коньяком. Впрочем, командира легко было узнать и по голосу. Шептал он тоже басом.

— Так точно, пан майор, выспался. И. И я здоров, могу воевать.

Тень надвинулась, обретая форму. Майор был в плаще и каске.

— Воевать? В строю? Ну, рассуди, парень, куда я тебя, гимназиста, дену? В первом же бою убьют. Вот силенок наберешься, станешь за лошадями присматривать. И ничего в этом постыдного нет, сам так начинал, мне тогда только семнадцать исполнилось. Боев на твой век еще хватит, война не завтра кончится.

За лошадями? Он был не прочь, тоже дело, и нужное. Ничего плохого в том нет, командир прав. Но…

— Пан майор! А вам пулеметчик нужен?

Вход в универмаг сверкал неоном, изнутри, из-за огромных стекол, лился мягкий желтый свет, фонари же у тротуара горели белым огнем. Солнце зашло уже час назад, но магазин работал, да и прохожих хватало. По улице тек поток автомобилей, небо же казалось не черным, не серым даже, а каким-то белесым.

Я прошелся мимо витрин и оценил место встречи. Случайный взгляд не зацепит, вечерняя жизнь в самом разгаре. Другое плохо. Хлопок выстрела могут просто не заметить, особенно если не поскупиться на глушитель. Годится даже старый от папаши Хайрема Максима. Впрочем, у русских и «лайми» есть кое-что поновее. Не слишком надежное, но чтобы пальнуть с трех шагов вполне хватит. «Хлоп!» — и удивленные прохожие склоняются над беднягой, упавшим на истоптанный асфальт.

Казалось бы, кому нужен модно одетый канадец в берете цвета шоколада? Я попытался составить список, но быстро бросил это занятие. Запас оптимизма и так на исходе.

Хотелось посмотреть на часы, но я сдержался, предпочтя вновь пройтись мимо горящих всеми огнями витрин. Смешно, но на карте Парижа, оставшейся в служебном сейфе, это место именуется «Водокачка». Именно у водокачки мне назначил встречу тот, с кем я говорил по телефону-автомату. Надо очень хорошо знать город, чтобы сходу догадаться. Сто лет назад на этом месте и вправду была водокачка, украшенная рельефом «Иисус и самаритянка». Парижане прозвали водокачку «Самаритэн», а когда по мановению барона Османа на этом месте вырос десятиэтажный универмаг, название перешло к нему. У нынешнего хозяина замечательная фамилия — Коньяк. Николя Легран был, кажется, с ним знаком.

Я думал о всяких пустяках, считал авто, проносящиеся по шумной Рю-де-ля-Моннэ, и успокаивал себя тем, что убивать меня именно сейчас никто не станет. Я единственный человек в Европе, знающий Консула в лицо, но незаменимых не бывает, есть еще не замененные. На смену мне приедет еще кто-то, как приехал я, ступая по следам Леграна. Крючок же, на котором висит Консул, надежный, надежней не бывает.

— Извините, мсье!

Не толкнули, но все-таки извинились. Человек в светлом летнем пальто и кепке, надетой чуть набекрень, с небольшим портфелем в руке прошел мимо и неторопливо зашагал дальше вдоль витрины. Пальцы на миг заледенели, но я сдержался, а затем облегченно вздохнул. «Хлоп» если и будет, то в следующий раз. Консул играл по правилам.

Дойдя до угла, он свернул на небольшую улочку, где фонари стояли куда реже. Краски смыло, и ночь вступила в свои права. Я шел за светлым пальто, стараясь не терять его из виду. Карту помнил, чуть дальше будет небольшой сквер. Днем старики-рантье сражаются там в шахматы, вечером — гнездятся влюбленные парочки. Лямур, бонжур, тужур.

Он ждал меня возле крайней скамейки, глядя куда-то в сторону. Фонарь горел неподалеку, и я заметил на его руках перчатки. Вновь стало не по себе. Консул — профессионал, ничего зря не делает, перчатки — неспроста.

Он щелкнул зажигалкой, когда я был уже в нескольких шагах. Сделал несколько затяжек и только потом обернулся.

— Приветствую, босс!

На этот раз по-английски с заметным нью-йоркским акцентом.

— Добрый вечер, Консул! — я заставил себя улыбнуться. — Как ты тут? Не сильно скучаешь?

Он поставил портфель на лавку, дернул плечами.

— Я знал, на что соглашаюсь, босс. Лучше жрать здешние каштаны, чем кукурузную баланду в отеле с решетками на окнах. Все в портфеле, босс. «Руби», девять патронов, пристрелял лично. Ствол чистый, купил у одного хрыча-ветерана, с войны хранил и смазывать не забывал. Еще принадлежности, патроны, плечевая кобура. Под ваше пальто — в самый раз. Отпечатки всюду вытер, но портфель лучше выбросить сразу.

Потому и перчатки на руках. Профессионал!

— Что еще, босс?

С ответом я не спешил. Консул — мой последний патрон, который положено беречь и никому не показывать. Легран о нем даже не подозревал, мы общались короткими телеграммами. Кстати, паспорт у Консула — канадский. Правда, за уроженца Квебека не сойдет, его французский куда хуже моего.

— Будь на связи, можешь понадобиться. Переводы приходят вовремя?

На лицо я старался не смотреть, хотя ничего зловещего в его облике не было. Мужчина за тридцать, морщины на лбу, чуть оттопыренные уши, небольшой шрам на подборке. Скользнешь глазом — и дальше пойдешь.

В «Синг-Синге», где я его нашел, Консул смотрелся куда как импозантнее. Полосатая тюремная роба, номер на груди, стрижка под машинку. Взгляд — обжечься можно.

— Вовремя, — он глубоко затянулся и точным движением отправил сигарету в урну. — Неделю назад бандероль с фотографиями получил, спасибо. Его. Джонни точно в приют не заберут?

На этот раз улыбку я сдержал. Крючку, на котором весит Консул, пятнадцать лет. Славный паренек, такого в приют отправлять жалко. Оттуда прямая дорога в отель с решетками на окнах.

— Не заберут, хотя местные власти очень хотели. Пришлось найти твою бывшую жену, понадобилось ее согласие на оформление опеки.

— Надеюсь, вы ее пристрелили, босс?

Консул, кажется, не шутил.

— Нельзя, — не без сожаления констатировал я. — Тогда Джонни станет сиротой, а это совсем другая статья. Но может тебя порадует, что она сейчас ест кукурузную баланду — и будет ее хлебать еще три года, если срок не добавят.