У Корины все, что касается других, всегда отмечено знаком больше. А ее собственное – знаком менее. Если бы ей принадлежала вся Земля, она подозревала бы кого-нибудь в обладании Солнцем, и это вызывало бы досаду.

Завистница не знает ни передышки, ни отдыха в изнуряющей погоне за тем, чем обладают другие. Свои счастье и радости она лишь пригубливает и замечает лишь краем глаза, настолько убеждена, что у ее соседки все намного лучше. Имея все, Корина не имеет лишь власти над самой собой. Не замечая своего богатства, она живет нищенкой. Разбрасывая куски хлеба со своего стола, она живет тем, что подбирает крохи выпрашиваемой ею милостыни.

Каким-то порывом ветра Корину занесло в ателье, к своей портнихе. Ей непременно и срочно нужно восхитительное маленькое платье… как вы его назвали? Ах, ну конечно, «Весенний бриз»… которое она только что видела на Сабине. «А еще, мадам Сюзанна, что вам заказала моя подруга Мартина? А Флоранс?.. Это тоже очень мило».

Заказать одно платье так, чтобы в нем совместились три, – проблема! Она слышала, что Алина заказывала какую-то особую, комбинированную модель.

– Можно на нее взглянуть?

– Нет, платье уже упаковано.

– В самом деле, неудобно об этом просить, но сделайте одолжение, распакуйте, мне хотелось бы его примерить.

– Видимо, вы говорите о том платье, которое идет ей больше всего.

– Мадам Сюзанна, вы, случайно, не знаете, откуда у Флоранс новая шляпка? А у кого заказывала туфли Мартина? Ах, большое вам спасибо, я сейчас запишу.

Корина заносит в свою записную книжку еще один адрес. Ну, а теперь ей нужно купить такие же духи, как у Сесиль, и узнать, откуда у Мари-Анжель такая меховая накидка.

Корина всегда появляется с недовольной гримасой. Никто не знает настоящего цвета ее волос: она то блондинка, то брюнетка, то рыжая, да и цвет лица – то бледный, то загорелый, в зависимости от того, кому она подражает, Клер или Диане.

Она – рекламный проспект всего, что носят ее подруги, она – зеркало, в котором отражаются все, кроме одного-единственного образа – ее самой.

В этом причудливом смешении, в котором она находит удовольствие, нет ничего от нее и ничего о ней. Корина живет взаймы и одевается за счет украденных идей.

* * *

Ох уж эти глупышки и красотки Клод, Ирен, Клариссы, Сабины, Корины, да и вы все, плывущие по воле времени и всевозможных мнений! Если однажды утром, взглянув в зеркало – о, Клод! о, Флоранс! о, Ирен! о, Кларисса! – вы сможете на крошечное мгновение заметить в нем незнакомку, не отворачивайтесь, а внимательно рассмотрите, и тогда на протяжении всей жизни вы будете самыми красивыми, год от года становясь все красивее!

О, Флоранс! О, Клод! О, Ирен! – милые призраки, скользящие в потоке времени, вы могли бы идти по жизни с грацией или неловкостью, данной вам природой, относясь к ним так, словно они – цветы в нежном букете, составленном из всех времен года вашей жизни!

О, Клод! О, Ирен! Красота и молодость – это не напрасные дары, старость и безобразность – вот чем нельзя воспользоваться.

«УМЕТЬ И ХОТЕТЬ» – волшебные слова, уникальные фильтры, простая древняя мудрость, корень мандрагоры, редкий эликсир, благотворно действующее лекарство, горькая пилюля, спасительный нектар…

О, Клод! О, Ирен! Наливайте, наливайте его… и выпьем!

Я всегда с улыбкой вспоминаю свои школьные годы и ту забавную манеру, с какой мы бросались познавать все новое. В течение долгих недель первых лет в школе мы с восторгом и до мельчайших подробностей учили историю дома Меровингов[10], и могу признаться, что ничто не утаилось от наших любопытных глаз. Междоусобицы между Хильпериком и Хильдериком, соперничество между Фредегондой, Клотильдой и Брунгильдой, интриги между Хлотарем, Хлодомиром и Хильдербертом – все это мы выучили в самых мельчайших подробностях. В течение нескольких лет мы жили только ими, одной жизнью, почти породнились. Но у нас было смутное ощущение, что крещение Кловиса[11] – это праздник семейный и приглашением на него мы не сможем воспользоваться, так как будем помехой. Нас глубоко волновали убийства из ревности, которыми богата история Меровингов. Мы не знали, чью сторону принять, и внутренне желали, чтобы все само как-нибудь образовалось. Ведь как неприятно, когда в семье происходят такие вещи! В конце учебного года учителя вдруг открыли нам, что история Франции на этом периоде не заканчивается, и мы с большим сожалением расстались с этой династией. Впрочем, грусть наша была не слишком глубока, поскольку жила надежда, что следующей весной мы встретимся с ней вновь. Мы бегло просматривали описания войн, с большими препятствиями продирались сквозь другие царствования, отбрасывали от себя все революции, расталкивали государственные перевороты и стремились вырваться на простор, за пределы такой Истории.