Ух, а все же страшно!

Я пискнула, сползая по простыне. Жгут натянулся, узел задрожал. Выдержит или нет? Теперь немного качнуться… вот так! Ветки махнули перед носом белыми цветами. Я сползла еще ниже, качнулась снова, и в этот момент – хлоп! – оборвался узел.

Не успев ахнуть, я рухнула вниз.

И повалилась в чьи-то подставленные руки.

– Опля-ля! – раздался молодой голос. – Вот так сюрприз!

Я забарахталась, пытаясь справиться с непослушными оборками. Волосы растрепались и завесили лицо, я фыркнула и откинула их ладонью. И увидела перед собой улыбающегося адъютанта Ганса.

– Не зря его сиятельство называет вас птичкой, фройлен, – радостно проговорил он. – Вы и правда умеете летать!

– Пусти! – Я с возмущением толкнула его в грудь, совершенно позабыв, что в этом мире обращаются друг к другу на «вы».

Ганс разжал объятия, и я плюхнулась прямо в клумбу.

– Дурак! – возмутилась я, сердито глядя на парня снизу вверх. – Что за обращение с девушками!

– Отпустил, как вы и приказали, фройлен. – Он сверкнул белыми зубами беззлобно, но все равно обидно. Потом протянул руку: – Не обижайтесь. Позвольте помочь вам подняться.

Я поджала губы, уже набрав в легкие воздуха, чтобы гордо отклонить помощь, а потом подумала и ухватилась за протянутую ладонь.

– Ладно, – важно сказала я. – Но что вы здесь делаете?

– То же, что и вы, фройлен, – ответил Ганс, легко поднимая меня на ноги и почтительно отряхивая мое платье. – Упражняюсь на свежем воздухе.

– Где же ваш господин?

– С утра, не сказав никому ни слова, уехал на охоту.

Он наклонился и подобрал самодельный канат.

– Кажется, вы обронили. И в следующий раз советую завязывать морским узлом.

– Следующего раза не будет, – фыркнула я, отбирая простыню и зашвыривая ее в заросли акации. – А теперь как насчет того, чтобы всем разойтись по своим делам?

– Боюсь, я не могу этого допустить, – продолжая улыбаться, проговорил Ганс. – Клянусь, прелестная фройлен, я впечатлен вашим выступлением за ужином, но его сиятельство все еще мой господин, а он велел не спускать с вас глаз.

– И что вы сделаете? – спросила я. – Если я прямо сейчас побегу вот туда? – наугад ткнула на залитую солнцем аллею. – Вы броситесь за мной в погоню?

– Нет, – качнул головой адъютант. – Но я пущу по вашему следу виверн. Конечно, я очень огорчусь, если от вашей прелести не останется ни кусочка, – я поежилась, вспомнив зубастые пасти, – но мой господин не будет в претензии. Как-никак вы станете его седьмой женой.

– Седьмой! – Я не удержалась от возгласа и округлила глаза. – Ваш господин многоженец?

– Отнюдь, фройлен. Мой господин шестикратно вдовец. Мне грустно осознавать, что вы станете седьмой.

По спине потянуло холодком. Я сжала пальцами воротник и насупилась:

– Считаете, я тоже погибну?

– Почти уверен в этом, – с сожалением вздохнул Ганс. – И его сиятельство тоже так считает, поэтому не хочет тратиться на очередную бесполезную свадьбу.

– Так и не женился бы!

– К сожалению, это невозможно, фройлен. Генерал Фессалии должен быть женат, того требует занимаемый им пост. Или, по крайней мере, должен носить траур не менее года. Ко всему прочему ему предсказали, что проклятие снимет ночь, проведенная с последней наследницей знатного, но обедневшего рода, которая полюбит его всем сердцем.

– Как романтично, – пробормотала я, хотя восторгаться совершенно не хотелось. – И что же случилось с предыдущими женами? Они погибли?

– Не совсем так, – мягко возразил Ганс и взял меня под локоть, словно предупреждая попытку к бегству. – Они окаменели в течение суток после первой брачной ночи. С кем-то это случается раньше, с кем-то позже. Но никто не избежал ужасной участи. – Адъютант вздохнул и задумчиво добавил: – Возможно, по сравнению с этим быть проглоченной виверной не так уж плохо? Правда, в случае вашей гибели до свадьбы мачеха не получит поместье.

– Почему так? – спросила я.

– Фрау Кёне – ваша опекунша, – терпеливо пояснил Ганс. – Она отвечает за ваше здоровье и жизнь, и в случае вашей гибели, а именно: падение с лошади, отравление, пожирание вивернами и так далее – ее арестуют по подозрению в убийстве из корысти, а поместье отойдет короне и государству. В случае же заключения брачного контракта с его сиятельством с вашей мачехи снимается ответственность, и она становится управляющей поместья, а после вашей смерти – полноправной владелицей.

– А как же генерал? Разве его не арестуют по обвинению в умышленном убийстве?

Ганс снова улыбнулся очаровывающей улыбкой и мягко ответил:

– Нет. Потому что родовые проклятия не подпадают под юрисдикцию.

Он заглянул мне в глаза, будто ища поддержки, но отвечать не хотелось. Я вспомнила холодный голос генерала, вспомнила его сильные руки, тяжелый взгляд, пронизывающий даже через очки. Такой не отступится, не даст ни малейшего шанса. Что тогда остается мне?

– Что остается? – проговорила я, в отчаянии закусив губу.

– Пройти в свою комнату, фройлен, – вежливо отозвался Ганс и настойчиво подтолкнул меня к дому. – Ждать свадьбы и молиться богу.

Вот уж чего я не собиралась делать, так это ждать и молиться. С другой стороны, побег мне не удался, но, возможно, повезет в следующий раз?

В доме мы наткнулись на Якоба, глянувшего на меня волком. Я вскинула голову и окатила его презрительным взглядом. Почтительно пропустив меня в спальню, адъютант Ганс собственноручно заколотил окно, чтобы у меня не осталось шанса повторить трюк, снял с постели все белье и, взяв под козырек, пожелал хорошего дня и вышел, тщательно заперев комнату. Я нашарила на трюмо пузырек с духами и швырнула в дверь, он разбился, хрустнув стеклянным боком. В комнате отчетливо запахло ненавистной лавандой.

Время до ночи тянулось невыносимо медленно. Я слонялась из угла в угол, и лишь изредка меня посещала швея, развлекая примеркой: платье получалось, каким и задумывалось, – легким, воздушным, сотканным из тончайшей материи и кружев.

– Настоящая фея! Богиня! – делано восхищалась швея.

Я отвечала кислой улыбкой и угрюмо косилась на дверь, за которой, как я прекрасно знала, стоит лакей и охраняет покой будущей супруги фон Мейердорфа.

Ночь прошла беспокойно, сновидения были обрывочны и бессвязны. То я видела Якоба, замахивающегося кнутом, то фрау Кёне, грозящую мне скрюченным сухим пальцем, то виверну с разинутой пастью, а потом с виверны спрыгивал генерал и направлялся ко мне, сверля тяжелым взглядом из-под очков. Я вскрикивала и просыпалась с колотящимся сердцем, хваталась за кулон, нагревшийся от моего тела и тускло поблескивающий во тьме, как кусочек настоящей луны.