Стрельбицкий направился к своей «эмке». Отдав нужные распоряжения, туда же поспешили офицеры училища: капитаны Россиков, Андропов, старшие лейтенанты ПАУ – Носов, ППУ – Мамчич, лейтенанты Алешкин, Шаповалов, Мусеридзе. Полковник подождал, пока соберутся все, кивнул помощнику. Тот прямо на капоте разложил карту-двухверстку.

– Товарищи офицеры, прошу внимания. – Кольцо вокруг полковника стало теснее. – Переброска трех с половиной тысяч курсантов займет минимум сутки. Если противник успеет пройти Ильинское, дальше его уже не остановить. Есть предложение выдвинуть ему навстречу передовой отряд с задачей: к ночи выйти к Юхнову и соединиться с подразделением капитана Старчака. У него в подчинении десантники – то ли батальон, то ли рота.

Россиков поднял на полковника вопросительный взгляд:

– Точных сведений нет?

– Нет. Для тех, кто не знает: капитан Старчак преподавал в разведшколе, там же создал из своих подопечных диверсионный отряд, численность которого держится в тайне. По имеющимся сведениям, действия его группы весьма эффективны: враг терпит урон в живой силе и технике.

– Почему не сообщают численность его группы? – продолжал выпытывать капитан Россиков.

– Чтобы нельзя было вычислить, сколько людей действует в немецком тылу. Вместе со Старчаком наш передовой отряд свяжет немцев боями, позволит нам выиграть время и закрепиться на новом рубеже. В передовой отряд войдут: шестая рота пехотного училища под командованием старшего лейтенанта Мамчича…

– Есть. – Старший лейтенант выпрямился, одернул гимнастерку.

– … и орудия капитана Россикова.

– Есть.

Стрельбицкий оторвался от карты и обернулся к посерьезневшему Россикову:

– Яков Серафимович, собирайте технику, людей и выезжайте немедленно. Берите лучших курсантов. – Полковник перевел взгляд на лейтенанта Алешкина: – Этого вашего вчерашнего хулигана, как его? – Лаврова… тоже командируйте в передовой отряд, там такие будут на вес золота.

Сигнал тревоги ворвался в помещение гауптвахты вместе с порывом холодного осеннего ветра. В небольшое зарешеченное окно не было видно, что творилось в парке. Как заволновалась вдруг испуганная толпа родных и близких и кинулись к воротам училища курсанты. Зато Сашка и Митя заметили сутолоку в построении. На плацу собирались знакомые повзводные коробки, суетились младшие командиры, стараясь успокоить подчиненных. Постепенно строй выровнялся и замер. Теперь все взгляды обратились в сторону штаба, откуда должен был появиться командир.

– Не похоже на ученья. – Сашка растерянно посмотрел на Митю, но тот в ответ только пожал плечами.

– А вдруг это по-настоящему, а? – Сашка зло сжал прутья решетки. – Нет, ты как хочешь, а я тут отсиживаться не собираюсь. – Он кинулся к двери, яростно забарабанил: – Эй, там, откройте! Слышите? Откройте!

Митя хотел было оттащить товарища, но в это время с улицы послышался знакомый голос:

– Саша! Лавров!

Арестанты дружно кинулись к окну. Там, непривычно серьезная и собранная, стояла Маша. Только в первый момент показалось, что она стала какая-то другая. Это была их Маша – добрая и правильная, со светлыми кудряшками, выбившимися из-под пилотки, с ямочками на розовых щеках.

– Я на минутку! – крикнула она. – У нас там… погрузка. А вы почему тут?

Друзья переглянулись: кто будет отвечать? Митя опустил глаза, Сашка понял, крикнул в просвет между прутьями:

– Мы-то… да так, подрались.

– Митя, – не унималась Маша, – а ты что молчишь? Сашка, с ним все в порядке?

Сашка глянул на Митю и неожиданно, в который уже раз вспомнил, как тот буквально выпросил у лейтенанта Алешкина этот дурацкий арест.

– Да что ему будет? Подумаешь, задели друг друга по разу – и всего делов-то.

Внезапно из-за угла выскочила запыхавшаяся Люся.

– Машка, пошли скорее, нас ждут!

Сашку как током ударило. Он оттолкнул праведника Митю от окна и начал быстро-быстро говорить, стараясь ничего не забыть:

– Маша, Машенька, меня через пять дней выпустят. Всего каких-то пять дней!

Маша, увлекаемая встревоженной Люсей, крикнула ему уже на ходу:

– Я не знаю, где я буду через пять дней!

– На ученьях, где же еще! Это же ученья?

– Не знаю, все говорят, что это по-настоящему. – Напоследок Маша успела-таки махнуть ему рукой, настырная Люся дернула ее за рукав, и девчонки скрылись из виду.

Митя молчал, глядя на товарища, понимая, как ему сейчас плохо. Но, прощаясь сейчас с Сашкой, Маша попрощалась и с ним, с Митей. И ему тоже горько от мысли, что они с ней больше не увидятся. Но зачем думать о плохом? Тем более вслед уходящим. Это плохая примета.

– Наши идут бить фашистов, а мы… – Сашка поднял глаза на Митю. – Я тебе этого никогда не прощу. Ты во всем виноват…

Митя был расстроен не меньше Сашки. И сам не понимал, кто же тогда дернул его за язык. Но разве он был не прав?

– Саш. – Митя хотел было объясниться, но Сашка вдруг, как безумный, вскочил с места:

– Давай сбежим, а?

– А как?

– Скоро караульный принесет обед, мы его свяжем…

Митя в горячке махнул рукой:

– Тоже мне беглец! Не говори ерунды. Ничего не выйдет, только добавят еще суток по десять. Вот уж тогда точно – своих не догоним.

Сашка многозначительно посмотрел на Митю, видно, переваривал услышанное, потом с пущей убежденностью накинулся на него:

– Да выйдет. Вот увидишь – выйдет!

– А о караульном ты подумал? Знаешь, что ему за это будет?

О-о, опять эта святая правильность! Да как же ты воевать-то будешь?

– А обо мне ты подумал – тогда, в казарме, и сейчас, а? Ты можешь хоть раз сделать что-нибудь не по уставу?

Митя, потупясь, молчал. Черт бы побрал этот дурацкий характер. А Сашка все распылялся:

– Да ты просто трус! А уставом… только прикрываешься!

Опять он за свое! Митя хотел схватить Сашку за грудки, но тот ловко увернулся и уже замахнулся, чтобы ударить зануду в глаз, но в это время заскрежетал засов.

Оба, как по команде, замерли и уставились на дверь. Через секунду она распахнулась, и на пороге появился лейтенант Алешкин, строгий, одетый по-походному.

– Так, драчуны, ввиду полученного училищем боевого приказа объявляю ваше наказание отсроченным. Выходите.

Запыхавшиеся санитарки едва успели к окончанию погрузки. Суровая Карповна посмотрела на них, как на провинившихся. Но умоляющие, скорбные глаза Маши заставили смягчиться незлобивое сердце пожилой женщины. Уж кто-кто, а она знала подлинную цену этим последним минутам перед расставанием.