Бесценный свидетель, то ли сознавая своё значение, то ли без всякой цели, отвечал на вопросы неохотно, с видом оскорбленного самолюбия.

– Скажите, это вы вчера поздно вечером находились возле магазина № 16?

– Может быть, и я… А кто сказал, что я?! Кто свидетель?!

– Ну, брат, ты так себя ведешь, как будто уже бывал под судом!

Оказалось, он действительно был судим, и не раз. Потому считал для себя законом: не называть ни одного имени своих «корешей» и знакомых, отрицать всё и вся.

Так, например, он начисто «забыл» имена своих ночных собеседников, тех самых мужчины и женщины.

– Не помнишь? – искренне удивился Владимир. – Да ведь ты обращался к мужчине по имени-отчеству! У меня и свидетели есть!

К девяти часам вечера допрашиваемый сдался, назвал имена: известный карманник Беков (фамилия изменена) и его сожительница.

– Но «Филин» (кличка «знаменитого» карманника Бекова), – заверил свидетель с тросточкой, – никогда и никого не зарежет!

Как ни странно это прозвучит, но такой же точки зрения придерживалось и руководство райотдела милиции. На это был свой резон: ведь в то время было четкое разграничение «специальностей» в преступном мире. «Я – карманник, и я никогда не ограблю и не убью!» Такой «специфики» промысла преступники строго придерживались.

Когда задержали Бекова и его сожительницу, руководство занялось допросом карманника, а женщину «доверили» Владимиру. И в то время, как начальство все больше убеждалось в своей правоте – «Филин» не зарежет! – а допрашиваемый представил убедительные доводы своей невиновности, на допросе у начинающего инспектора уголовного розыска вырисовывался совсем другой результат.

Назовите это интуицией, назовите это даром, но уже тогда Владимир Алексеевич, проводя чуть ли не первый в жизни такой сложности допрос, сообразил, что беседуя со свидетельницей ли, с соучастницей ли преступления, следует принимать во внимание своеобразие женской логики. Он постарался построить допрос так, чтобы собеседница откровенно, без утайки рассказала о происшедшем прошлой ночью на станции Пенза-1.

Вот в чем наконец призналась допрашиваемая молодому сыщику: весь «сыр-бор» разгорелся из-за нее.

…Тем вечером они вдвоем с Бековым отдыхали в ресторане вокзала Пенза-1. У них был роман, и они собирались даже пожениться. И он, и она были ранее судимы, но у таких тоже может быть любовь! И – чего не случается на свете – под влиянием такого чувства «Филин» бы вообще перестал воровать… Но тут к ним за столик подсел «этот бомж», «этот тунеядец» Левин, и давай поливать женщину грязью! Рассказывать о её прошлом, что было и чего не было.

Влюбленная пара была вынуждена покинуть ресторан. Но неугомонный Левин догнал их недалеко от магазина № 16 и продолжил инсинуации, начатые за ресторанным столиком.

Беков несколько раз просил Левина замолчать, предупреждая о самых худших последствиях его красноречия. Однако бомж, как и многие тогда, был уверен: карманник только угрожает, он не посмеет пойти на «мокрое дело», иначе говоря, пролить чью-то кровь. И получил удар ножом в живот…

– Домой и в эту ночь я так и не попал, – улыбается Владимир Алексеевич. – Утром в изоляторе забрал всё отрицавшего Бекова, побеседовал с ним полтора часа – и он во всем признался. Следователь Железнодорожной прокуратуры Людмила Тагировна Моисеева, ныне судья Пензенского областного суда, закончила это дело.

Просто повезло, что свидетели и убийца мне всё рассказали, и преступление было раскрыто в течение трех суток!

Старушка проснулась отчего? Впритык с ее домишком на углу улиц Пушкина и Шевченко в Пензе стояла трансформаторная будка. Так вот сильные удары об эту будку прервали старушечий сон. Сами знаете, спросонья любой звук гораздо громче кажется!

А тут мирной сентябрьской ночью 1981 года – грохот сотрясаемой трансформаторной будки, словно кого-то ударяли о нее спиной, ругань, скандал! Хозяйка машинально взглянула на часы: полпервого ночи. Пока с превеликим трудом поднялась больная старушка, пока доплелась до окошка и растворила его, конфликт возле дома подошел к роковому финалу.

Увидела она участников ночной драмы: разъяренного мужчину, схватившего за волосы девушку. В тот самый миг, когда бабуся выглянула в окно, мужчина взмахнул рукой, блеснул нож, и изверг нанес своей жертве пять ударов подряд!

Старушка онемела от ужаса. А убийцы уже и след простыл. На своих больных, непослушных ногах выбралась кое-как за калитку дома, чтобы кликнуть кого-нибудь на помощь. Вскоре увидела она: по улице Пушкина торопился запоздалый прохожий.

– Мужчина! Помогите! – закричала старушка. – Тут девушку убили!

Но пешеход лишь прибавил ходу да сделал большой крюк, чтобы обойти подальше место происшествия. Долго пришлось ждать потрясенной бабусе следующего прохожего.

Вновь закричала старушка, завидев идущего мужчину:

– Помогите! Здесь человека зарезали!

На счастье бабуси, этот прохожий оказался сотрудником милиции. Он вызвал оперативную группу.

Рассказала хозяйка дома сыщикам об увиденном ей кошмаре наяву:

– За что же он так ее? Что случилось?

– А вы узнали бы преступника, мамаша?

– Узнала бы, сынки, узнала! Я его лицо на всю жизнь запомнила!

– А мы с Игорем Александровичем Кудиновым находились в то время на расследовании тяжкого преступления, совершенного в Мокшанском районе, – вспоминает Владимир Алексеевич Мартышкин. – Возвращаемся в Пензу – а тут такой ажиотаж! По разнесшимся в городе «достоверным» слухам, зарезанных девушек находили теперь и на Западном кладбище, и даже… в кинотеатре «Современник». Мне начальник уголовного розыска Владимир Александрович Платонов, самый человечный, на мой взгляд, из всех руководителей нашей службы, сказал кратко: «Володя, подключайся!»

Но, естественно, такая бурная реакция населения на дерзкое преступление в центре Пензы не могла не обеспокоить и партийное руководство. Перед октябрьскими праздниками всю «верхушку» правоохранительных органов вызвали к Георгу Васильевичу Мясникову.

– В кабинет второго секретаря обкома партии вошли Уланов, тогдашний начальник УВД, Платонов, Журавлев, прокурор области, следователи прокуратуры и…я! – улыбается Владимир Алексеевич. – И как-то так получилось, что все начальство за длинным столом секретаря обкома уселось по одну, правую, сторону. И мне, оперативнику, волей-неволей пришлось занять место с левой стороны – напротив генерала, рядом с Мясниковым.

Моя роль на таком солидном совещании известная: помалкивать. Пока начальники секретарю обкома свои версии докладывают и какая по ним ведется работа, я между прочим, с удивлением отметил про себя, что курит Георг Васильевич папиросы самые обыкновенные – моршанские!