Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ладонями я чувствую прикосновение гладких, тяжелых бутылок. Я не брала в рот вина с тех пор, как Ричард попросил меня уйти, но мне по-прежнему не хватает шершавого фруктового прикосновения, будоражащего язык. Поколебавшись, я кладу в корзину седьмую и восьмую бутылки. Ручки корзины впиваются мне в руки, когда я направляюсь к кассе.
Молодой человек за прилавком не глядя пробивает бутылки. Возможно, он привык к тому, что растрепанные женщины в дизайнерской одежде закупаются вином посреди рабочего дня. Раньше нам с Ричардом доставляли вино на дом, по крайней мере, пока он не сказал, что мне пора перестать пить. После этого я начала ездить в винный магазин в получасе от дома, чтобы не встретить знакомых. В дни, когда приезжали вывозить мусор, я совершала ранние утренние прогулки и тайком подбрасывала пустые бутылки в мусорные баки соседей.
– Это все? – спрашивает кассир.
– Да.
Я достаю дебетовую карту, зная, что если бы я выбрала дорогие вина вместо бутылок по 15 долларов, мне бы не хватило денег за них расплатиться.
Он кладет бутылки по четыре в каждый пакет, я открываю дверь магазина плечом и возвращаюсь к тете Шарлотте, чувствуя приятную тяжесть оттягивающих мне руки пакетов. На первом этаже я дожидаюсь, пока с треском откроются артритные двери лифта. Поездка длиной в двенадцать этажей кажется мне вечностью; я поглощена мыслью о том, как первый глоток прольется мне в горло, согреет желудок. Сгладит углы моей боли.
К счастью, тети нет дома. Я смотрю на календарь, висящий на холодильнике. Напротив сегодняшней даты написано: «В три часа». Наверное, она пошла к подруге на чай; ее муж Бо, журналист, скоропостижно скончался от сердечного приступа несколько лет назад. Он был любовью всей ее жизни. Насколько мне известно, с тех пор у нее ни с кем не было серьезных отношений. Я ставлю пакеты на кухонный стол и открываю бутылку «Мерло». Достаю бокал, потом беру вместо него кружку. Наполняю ее наполовину и, не в силах терпеть, подношу к губам и с наслаждением ощущаю, как яркий вишневый привкус наполняет рот. Закрываю глаза, глотаю, и вино струится мне в горло. Какая-то доля напряжения медленно отпускает мое тело. Я не знаю, скоро ли придет тетя Шарлотта, поэтому я наливаю еще вина в кружку и отношу вместе со своими бутылками к себе в комнату.
Я сбрасываю с себя платье и, оставив лежать смятым на полу, переступаю через него. Потом наклоняюсь, чтобы поднять, и вешаю в шкаф. Достаю удобную серую футболку и мягкие штаны и забираюсь в кровать. Как только я переехала сюда, тетя Шарлотта перенесла в мою комнату маленький телевизор, но я редко им пользуюсь. Однако сейчас я отчаянно нуждаюсь в компании, пусть даже работающей от электричества. Я беру пульт и переключаю каналы, пока не нахожу какое-то ток-шоу. Я обхватываю кружку обеими руками и делаю очередной долгий глоток.
Я пытаюсь отвлечься на драму, разыгрывающуюся на экране, но тема сегодняшнего шоу – неверность.
– Измена может сделать брак крепче, – заявляет женщина средних лет, сжимая руку мужчины рядом с собой. Мужчина меняет положение в кресле и опускает взгляд в пол.
«А еще может его разрушить», – думаю я.
Я смотрю на мужчину. «Кто она? – спрашиваю я себя. – Как ты с ней познакомился? В командировке или в очереди за сэндвичем? Что в ней было такого, что привлекло тебя, заставило переступить роковую черту?»
Я сжимаю кружку так крепко, что становится больно руке. Мне хочется швырнуть ее в телевизор, но вместо этого я наполняю ее снова.
Мужчина скрещивает ноги, потом ставит их прямо. Откашливается и чешет голову. Я рада, что ему неловко. Он крупный и смахивает на головореза; не мой тип, но я могу представить, что некоторым женщинам он нравится.
«Требуется немало времени, чтобы восстановить доверие, но если обе стороны к этому готовы, это возможно», – говорит женщина, судя по подписи внизу экрана – семейный психолог.
Неряшливого вида жена продолжает рассуждать о том, как им полностью удалось восстановить доверие, как семья стала для каждого из них приоритетом, как они потеряли друг друга, а теперь обрели вновь. Она как будто читает надписи на поздравительных открытках.
Потом психолог переводит взгляд на мужа: «Согласны ли вы, что вам удалось восстановить доверие?»
Он пожимает плечами. «Сволочь», – думаю я, размышляя, как она его поймала. «Я стараюсь, но это непросто. Я все время представляю ее с этим…» Последнее слово запикано цензурой.
Так значит, я не права. Я думала, изменял он. Доказательства были налицо, но я их неправильно истолковала. Уже не в первый раз.
Кружка ударяется о передние зубы, когда я делаю еще один глоток «Мерло». Я съезжаю пониже в кровати, жалея, что включила телевизор.
Где граница между увлечением и намерением жениться? Я думала, что Ричард просто развлекается. Я надеялась, что их отношения разгорятся ярким пламенем и быстро потухнут. Я изображала неведение, смотрела в другую сторону. Да и потом, кто бы осудил Ричарда? Я уже не была той женщиной, на которой он женился почти десять лет назад. Я набрала вес, почти не выходила из дома и начала искать скрытый смысл в действиях своего мужа, цепляясь за улики, которые, как мне казалось, указывают на то, что он от меня устал.
Она – всё, к чему стремится Ричард. Всё, чем я когда-то была.
Сразу после краткой, почти стерильной сцены, которая стала официальным концом наших отношений, Ричард выставил наш дом в Уэстчестере на продажу и переехал в свою нью-йоркскую квартиру. Но ему всегда нравился наш тихий район, ощущение неприкосновенности личного пространства. Он, наверное, купит другой дом в пригороде для своей новой невесты. Интересно, собирается ли она уйти с работы, посвятить себя Ричарду и зачать ребенка, как это сделала я?
Невероятно, но у меня еще остались слезы, и они сейчас текут по моим щекам, когда я в очередной раз наполняю кружку. Бутылка почти пуста, я проливаю несколько капель на постельное белье. Они проступают на белом, как капли крови.
Я погружаюсь в знакомый туман, как в объятия старого друга. Я словно растекаюсь по кровати. Наверное, именно так себя чувствовала моя мать во время своих дней без света. Жаль, что я не все понимала тогда; я чувствовала себя брошенной, но сейчас я знаю, что бывает боль слишком свирепая, чтобы с ней бороться. Можно только укрыться с головой и надеяться, что песчаная буря скоро пройдет. Но ей уже этого не скажешь, слишком поздно. Моих родителей уже нет на свете.
– Ванесса? – раздается осторожный стук, и тетя Шарлотта открывает дверь. Ее карие глаза увеличены толстыми стеклами очков. – Мне показалось, что работает телевизор.
– Мне стало нехорошо на работе. Тебе, наверное, не стоит подходить ближе.
У меня на ночном столике стоят две бутылки. Надеюсь, их не видно из-за лампы.
– Тебе что-нибудь принести?
– Я бы выпила немного воды, – говорю я, слегка проглатывая согласные. Мне нужно ее быстро спровадить.
Она оставляет дверь приоткрытой и уходит на кухню, а я заставляю себя встать с постели и хватаю бутылки, морщась, когда они клацают друг о друга. Торопливо бегу к шкафу и ставлю их на пол, подхватывая одну из них, когда она чуть не опрокидывается.