Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ноги мои подкосились, и я опустилась на холодную ступеньку. Водяное лицо рассыпалось, и солнце осветило набережную и город розовым. Выдуманную набережную и выдуманный город…
– Не знаю, зачем ты мне это рассказал. Я совсем не чувствую себя бестелесной фантазией…
Мы шли вдоль берега, Август держал меня за руку, крепко сжав пальцы. На мелководье паслись белые лобастые дельфины, громко фыркали и плюхались в воду.
– Я и сам иногда забываю, что ты – вымысел. Все настолько реально, что у меня мурашки по коже. Тем не менее, сейчас утро, и я еду на работу в переполненной электричке. А ты – мой нежный и любимый друг – мне только кажешься.
Я молчала; мысли в моей голове метались как испуганные птицы, сердце то колотилось, то повисало в пустоте.
– Расскажи мне о своей настоящей жизни! – попросила я. – Ты говорил, что у тебя есть семья.
– Да, и семья, и друзья, и с голоду не умираю. Но скука смертная. Скука и серость вокруг – дышать тяжело! Люди стали циниками, обмельчали, даже дети заявляют, что хотят быть стоматологами или юристами! Подумать только – мы в их возрасте мечтали стать космонавтами!
– Неужели у вас там все так плохо? Нет красоты, любви, приключений?
– Есть, конечно. Но приходится искать. Очищать от всякой мерзости. Вот сейчас, например, два пьяных ублюдка дерутся в тамбуре. Не очень-то приятное начало дня…
– И все-таки ты рассказал мне об этом… Почему? Разве твоя выдуманная жизнь тебе не нравится?
Август остановился, убрал волосы с мокрого лба, коснулся пальцами моей щеки.
– Видишь ли, я, кажется, начал сходить с ума. Теряю связь с реальностью, не хочу возвращаться назад… не могу и не желаю общаться с людьми, даже с самыми близкими. Мне придется выбирать. И я… я уже выбрал. Не имею права их бросить – они, все-таки, от меня зависят.
Я начала понимать, к чему весь этот разговор. Он хочет оставить меня, покинуть свой город, свою мечту. Но мы тоже от него зависим. В конце концов – мы живем внутри его головы!
– Что же будет с нами, когда ты уйдешь? Все развалится, исчезнет?
– Нет…нет. Я верю, вы будете жить где-то на задворках моего сознания, так же приветствовать море по утрам, запускать змеев, путешествовать, смеяться и любить. Так и будет. Возможно, что-то изменится, что-то усложнится. Но уже без меня…
Август крепко обнял меня и поцеловал в ухо. Потом в губы, долго-долго.
– Прости меня, Лён, олененок! Не скучай! Не грусти, пожалуйста! В конце концов, это неплохой мир.
Он сжал мою руку на прощанье, отвернулся и побежал по мокрому песку прочь, не оглядываясь – дельфины провожали его громкими всплесками.
Я стояла, увязая босыми ногами в песке, и хлюпала носом. Потом крикнула ему вдогонку:
– Послушай! Попробуй жить наоборот! Сделай реальный мир похожим на свою фантазию!
Вот и все… Он ушел. Исчез. Оставил меня без Бога. Смотрю на свою руку – она розовая с голубыми прожилками сосудов. Живая. Смотрю на небо – солнце по-прежнему улыбается, освещая половинки Спутников и гуляющих под белыми зонтиками людей. Дельфины плещутся и зовут меня в море, плавать.
Хватит плакать, хватит… Хватит…
Он ушел, а я осталась. Буду привыкать к самостоятельности. Буду считать, что Бог в нашем мире удалился на заслуженный отдых и оставил своим детям удивительные возможности.
Я облизнула соленые от слез губы, раскинула руки, глубоко вздохнула, – и взлетела над прибоем, и дельфинами, и изумленными людьми, и прогулочными лодками. Прощай Любимый Божественный Август, да здравствует Прекрасная Свободная Лён!
Где-то в тесной комнате в одном из спальных районов города он проснулся и сел на кровати. Рядом, тихонько посапывая, спала жена. Одеяло сползло и открыло ее широкую спину в пестрой ночной рубашке и длинную белую ногу. Он снова хорошенько накрыл жену одеялом.
Он попытался нашарить под кроватью тапочки, не нашел, плюнул и пошлепал босиком по холодному линолеуму. Зеркало в ванной было все усеяно пятнышками зубной пасты: видно, дочь снова отчаянно старалась довести свои зубы до ослепительного блеска. Фу-ты… Горечь во рту… Он прополоскал рот, умыл ледяной водой шершавое лицо, усмехнулся своему чуть оплывшему отражению. Потом закрыл глаза.
Море. Белая набережная. Розовый куст в окно.
Он открыл глаза, покачал головой и вернулся в комнату.
– Надя… Надь! – он тихонько тронул жену за плечо. – Давай с утра махнем куда-нибудь на весь день … в лес или на озеро… Вдвоем только.
Жена мяукнула что-то сквозь сон, уронила сухую горячую ладонь ему на шею.
– К морю… – прошептала она потом, – к морю…
Необычайное происшествие с одним стареньким учителем биологии
– Не толкайся ты, я ничего не вижу!
– А там ничего и нет! Дом как дом, не знаю, зачем ты меня сюда притащил!
– Ты просто не понимаешь – это же настоящий таинственный дом, наверняка с привидениями! Он старый-престарый, и в нем давно никто не живет…
Так спорили между собой двое ребят, стоя возле покосившегося забора и заглядывая внутрь сквозь щербатые доски. Мальчика звали Пашей, он был непоседливый, очень любопытный, и вечно находил множество приключений на свою вихрастую голову. Девочка, Соня – тихая, осторожная как мышка – в глубине души была не менее любопытной, чем ее одноклассник. Тяга к приключениям и сделала их друзьями-не-разлей-вода: храбрый и нахальный Пашка всегда лез вперед, Соня же держалась позади, и иногда вытаскивала своего товарища из серьезных передряг.
Вот и сейчас, как будто, намечалась новая экспедиция в неизведанное. На этот раз Пашку заинтересовал старый дом, мимо которого они каждый день ходили в школу. Потемневший от времени и дождей, он затаился в низине возле дороги, среди древних, осыпающихся елей и туй. Даже в хорошую погоду солнце редко проникало в его тенистое убежище: только случайные лучики расцвечивали зеленью еще сохранившиеся стекла веранды, делая ее похожей на мутный аквариум. Вокруг дома росли корявые яблони, на черных ступеньках было полно рыжих иголок, а покореженные доски забора, как и стволы деревьев, покрылись мхом. Все эти, казалось бы, несущественные подробности делали старый дом таинственным и притягательным для авантюриста Пашки, и сегодня днем, возвращаясь с уроков, он, наконец, решился проникнуть внутрь.
– А может, не надо, Паш? – жалобно ныла Соня, дергая его за рукав. – Вдруг, там кто-нибудь живет…
– Никого там нет: ни разу не видел, чтобы кто-то