— Никогда на нее не смотрел, — сказал герцог.

— Не удивительно, что она вас любит, вздохнула Зулейка. — Она меня поняла с одного взгляда. Женщины, любящие одного мужчину состоят в печальном заговоре. Мы смотрели друг на друга с неприязнью. Она завидовала моей красоте, моей одежде. Я тому, что этой дурочке повезло быть всегда с вами рядом. Влюбленная, я не могла представить жизнь прекраснее, чем у нее, — быть всегда поблизости; чистить вам ботинки, носить вам угли, мыть для вас ступеньки; бесконечный труд ради вас, тяжелый, покорный и неблагодарный. Если бы вы отказались меня видеть, я бы отдала все свои драгоценности, чтобы она уступила мне свое место.

Герцог шагнул к ней. — Вы и теперь так сделаете, — глухо сказал он. Зулейка подняла брови.

— Теперь, — сказала она, — я ей и граната не отдам.

— Вы меня полюбите, — вскричал он. — Я заставлю вас. Вы сказали, что перестали меня любить, потому что я такой же, как все мужчины. Но я другой. Сердце мое не восковая табличка, которую чуть подогреешь, и вот она уже чиста и готова к новым и новым отпечаткам. Мое сердце — блестящий твердый алмаз, что не поддается никакому нажиму. Что Kyпидон на нем выгравировал своей стрелой, никогда уже не сотрется. Образ ваш вырезан на нем глубоко и навечно. Ни годы, ни пожары, ни мировые катаклизмы не сотрут вашего лика с этого драгоценного камня.

— Милый герцог, — сказала Зулейка, — какой вы смешной. Посмотрите разумно. Я знаю, влюбленные не подчиняют свои чувства логике; но подсознательно они же следуют какой-то логической системе. Я вас разлюбила, узнав, что вы полюбили меня. Такова предпосылка. Замечательно! И что, я вас теперь полюблю потому, что вы не можете меня разлюбить?

Герцог застонал. Снаружи раздался звон посуды, и та, кому завидовала Зулейка, вошла накрыть стол для ланча.

По губам Зулейки пробежала улыбка.

— Не отдам и граната! — прошептала она.

Ланч прошел в почти полной тишине. Герцога и Зулейку охватил волчий голод, как это со всеми бывает после сильных переживаний. Вдвоем они скоро прикончили холодную курицу, салат, крыжовенный пирог и камамбер. Герцог то и дело доливал себе в бокал. Холодный классицизм его лица бежал под натиском романтического движения, объявшего душу. Он как будто состарился на два-три месяца с той минуты, когда я впервые показал его читателю.

Он одним глотком выпил кофе, отодвинул стул. отбросил только что зажженную сигарету.

— Послушайте! — сказал он.

Зулейка сложила руки на коленях.

— Вы не любите меня. Я признаю окончательным ваш намек, что вы меня никогда не полюбите. Нет смысла говорить — да и невозможно сказать, — как глубоко, глубоко вы меня уязвили. Мою любовь вы отвергли. Но и отвергнутый, — продолжал он, стукнув по столу, я вас не оставлю. Мне придется прибегнуть к доводам. Гордость моя хотела бы их избегнуть. Но любовь сильнее гордости; и я, Джон, Альберт, Эдуард, Клод, Орд, Ангус, Тэнкертон,[24] Тэнвилл-Тэнкертон,[25] четырнадцатый герцог Дорсетский, маркиз Дорсетский, граф Гроувский, граф Частермейнский, виконт Брюзби, барон Гроувский, барон Петстрэпский и барон Уолокский, как записано в книге английских пэров, предлагаю вам свою руку. Не перебивайте меня. Не качайте головой. Подумайте хорошенько над моими словами. Взвесьте выгоды, которые обретете, приняв мою руку. Они многочисленны и громадны. Они также очевидны: не будьте к ним слепы. Вы, мисс Добсон, кто вы сейчас? Фокусник и бродяга; без средств, кроме тех, что добываете ловкостью рук своих; без положения; без приюта; кроме собственного достоинства, у вас нет защитника. Ваше призвание благородно, я с этим ни на миг не поспорю. Но подумайте, с какими оно связано опасностями и лишениями, с какими тяготами и неудобствами. Я предлагаю убежище, которое сейчас же спасет вас от всех этих бедствий. Я вам предлагаю, мисс Добсон, убежище славное и великолепно золоченое, какого ваше воображение не представит, пустившись в самый вольный полет. У меня 340000 акров земли. В городе я живу на площади Сент-Джеймс. Мое главное имение, которое вы, возможно, видели на фотографиях, находится в Тэнкертоне. Это тюдоровский дом, стоящий на холме над долиной. Посередине долины течет река, столь узкая, что через нее перескакивают олени. На склоне возвышаются сады. Дом окружает большая мощеная терраса. Неизменно пара-тройка павлинов волокут свои хвосты вдоль балюстрады, и такие чопорные! будто их только что распрягли из колесницы Юноны. Два ряда пологих ступеней ведут к цветам и фонтанам. А сады изумительны! Один сад — белых роз, в духе эпохи короля Якова. В конце двух густых аллей, под ветвистым сводом — озерцо, в нем Тритон черного мрамора и кувшинки. Под архипелагом кувшинок снуют туда и сюда золотые рыбки — языки пламени в темной моде. Там же длинная узкая аллея стриженого тиса. В конце ее укрылась пагода расписного фарфора, ее принц-регент — мир праху его — подарил моему прадеду. Там много вьющихся троп, и неожиданных видов, и скрытных, чудных беседок. А милы ли вам кони? В конюшнях моих, сосновой древесины и серебра, помещены семь десятков. И все вместе они не смогут потягаться с самой жалкой из моих автомашин.

— Я на авто никогда не езжу, — сказала Зулейка. — Смотришься в нем ужасно и на всех похоже.

— Я сам, — сказал герцог, — редко к нему прибегаю по той же причине. Вы интересуетесь сельским хозяйством? В Тэнкертоне есть образцовая ферма, она вас по меньшей мере позабавит: курицы, телки и свиньи на ней — все равно что большие новые игрушки. Небольшая маслобойня зовется «ее светлости». Можете в ней своими руками взбивать настоящее масло, отделять куски и каждый кусок формовать по своему усмотрению. Ваш будуар будет в синей комнате. Там висят четыре Ватто.[26] В столовой — выполненные многими мастерами портреты моих предков — in petto,[27] ваших свойственников. Вам милы пейзане? Мои арендаторы милейшие создания, из которых ни один не вспомнит, как пришла весть о битве при Ватерлоо. Когда в Тэнкертон прибывает новая герцогиня, в парке полагается срубить старейший вяз. Таков один из многих странных старинных обычаев. Когда она едет через деревню, дети арендаторов устилают дорогу ромашками. Брачные покои освещают столько же свечей, сколько лет прошло от основания герцогства. Если вы в них войдете, свечей будет, — юноша закрыл глаза и провел быстрый подсчет, — ровно триста восемьдесят восемь. Накануне смерти герцога Дорсетского прилетают две черные совы и усаживаются на крепостные стены. Всю ночь они ухают. На рассвете они улетают, никто не знает, куда. Накануне смерти любого иного Тэнвилл-Тэнкертона прилетает (в любое время года) кукушка. Она кукует час и после улетает, никто не знает, куда. Когда случается такое знамение, дворецкий посылает мне телеграмму, дабы меня, главу семьи, не застигла врасплох утрата и я мог скорее дать указание вскрыть и приготовить семейный склеп. Не все мои предки нашли упокоение под гербовым мрамором. Есть те, кого гнев или раскаяние влекут к местам, где они некогда претерпели или сотворили зло. Один из них в канун Дня всех святых прилетает в столовую и парит перед своим портретом работы Ганса Гольбейна, и бросает свои прозрачные серые очертания на холст в надежде, наверное, отнять у него горячие телесные краски и твердые члены, когда-то ому принадлежавшие, и так снова воплотиться. Он летит к картине, но лишь оказывается по другую сторону стены, на которой она висит. В правом крыле дома постоянно обитают пять привидений, в левом два, одиннадцать в парке. Но от них нет ни вреда, ни шума. Слуги, встречая их в коридоре или на лестнице, уважительно уступают дорогу как если бы перед ними был мой гость; даже самая несведущая горничная не станет, завидев привидение, кричать или спасаться бегством. Я, их хозяин, не раз пытался подстеречь их и завести беседу; но каждый раз они пролетают мимо. А с какой грацией скользят эти привидения! Смотреть на них одно удовольствие. Просто урок хороших манер. Да не найдут они никогда упокоения! Они самые любимые мои домочадцы. Я герцог Стрэтспорранский и Кэрнгормский, маркиз Сорбийский и граф Кэрнгормский, как записано в шотландской книге пэров. В горных долинах Стрэтспоррана много величественных и проворных оленей. Но в тот дом я никогда не ступал, поскольку он весь покрыт коврами из тартана моего клана. Вам, похоже, нравится тартан. Что на вас за тартан?