Пока мы обсуждали время моего визита, бабушка, помахав отцу ручкой, отправилась к своей машине. Когда мы остались вдвоём, отец сказал:

— Береги себя, сынок!

— Постараюсь, — ответил я. — Ты тоже береги! И себя, и Андрея с Машей, и маму.

— Тоже постараюсь, — сказал отец, улыбнулся и обнял меня, крепко прижал к себе и добавил: — Я горжусь тобой.

— Спасибо, — сказал я. — Мне приятно это слышать.

— А мне приятно это говорить. Ты настоящий Седов-Белозерский, жаль, что твой дед этого так и не понял.

Отец похлопал меня по спине, затем разжал объятия, ещё разок хлопнул по плечу, подмигнул и пошёл к своим бойцам, у которых к этому времени совсем застопорилась посадка задержанных в микроавтобусы. А я направился к бабушкиной машине. Едва я сел в салон, водитель завёл двигатель, и мы поехали в имение княгини Белозерской.

— Вы не сердитесь, что я проголосовал против Вашего решения? — спросил я у бабушки, когда мы выехали на трассу.

— Ты сделал правильный и умный выбор, — ответила бабушка. — Я сама не хотела его убивать. От живого его пользы больше, как ты уже и сам понял. А проблем он тебе больше не доставит.

— А если бы я проголосовал за?

— Я знала, как ты проголосуешь, поэтому сама и проголосовала за казнь, чтобы припугнуть нашего жадного коммерсанта.

— Знали? Но это невозможно! — воскликнул я. — Я до последнего сомневался! И как вы узнали, что папа тоже проголосует против?

— Ты умный мальчик, — ответила бабушка улыбнувшись. — И Коленька тоже. Только полный идиот станет рубить голову курице, способной нести если не золотые, то уж как минимум серебряные яйца. К тому же Коле сейчас меньше всего нужно, чтобы рухнула отлаженная система товарооборота с центром.

— Неужели я так похож на человека, готового ради денег простить того, кто три раза пытался меня убить? — удивился я и, чего греха таить, расстроился.

Вместо ответа бабушка звонко рассмеялась. И если выглядела она лет на сорок, то смех у неё был как у восемнадцатилетней девчонки — звонкий и заразительный.

— Давно меня никто так не веселил, — сказала бабушка просмеявшись и неожиданно спросила: — А ты его простил?

— Нет.

— Вот в этом всё дело! Проще всего, мальчик мой, отомстить, в нашем случае отрубить негодяю голову. Простить тоже не так уж и сложно. И что в первом, что во втором случае ты сразу же снимаешь с себя весь моральный груз. Но при этом в обоих случаях ты проигрываешь.

— Почему?

— Потому что принимаешь решение, основываясь на эмоциях, а они хороши лишь в любовных делах, да и то не всегда. Приговаривая гадёныша к казни или полностью прощая его, ты в первую очередь думаешь о себе, удовлетворяешь свою потребность в мести или великодушном прощении. А когда ты оставляешь ему жизнь, заставляя приносить пользу тебе и твоему роду, ты думаешь о деле. Это выбор взрослого эльфа. В твоём случае, взрослого человека. Правильный выбор, хоть и не простой. Не каждый способен сделать его в восемнадцать лет. За Володей, конечно, нужен будет теперь глаз да глаз, но на этот счёт не переживай. Я за ним прослежу.

Больше мы до самого поместья ни о чём не говорили. Прибыли в замок бабушки сильно за полночь и сразу же отправились спать. Мне выделили роскошную гостевую комнату с видом на сад и широкой кроватью с непривычно мягким матрасом. Впрочем, я так устал за прошедший день, что уснул бы и на полу. А ещё мне выдали пижаму и забрали все мои вещи.

Разбудили меня в шесть часов негромким стуком в дверь. Я поднялся, открыл дверь и получил от прислуги свои вещи — выстиранные и выглаженные, а также полотенце и халат. Ещё мне объяснили, где находится ближайшая ванная комната, и сообщили, что ровно через сорок пять минут бабушка будет ждать меня к завтраку. Я поблагодарил за заботу и не стал терять время — сразу же отправился принимать душ.

После водных процедур остатки сна улетучились, и я был полон сил. Вернулся в гостевую спальню, переоделся и уже было отправился на завтрак, как заметил на стене небольшую картину в огромной дорогой раме. Точнее, даже не картину, а детский рисунок, сделанный акварелью на обычном альбомном листе.

На рисунке было изображено неизвестное животное с шестью ногами и тремя рогами и рыцарь с большим мечом. Немного зелёной травки у них под ногами, а наверху огромное оранжевое солнце с пятью лучами. Рисунок был подписан. Аккуратная надпись в его нижней части гласила: Рома, 2108, август. Придя в обеденный зал и поздоровавшись с бабушкой, я сразу же спросил у неё, кто автор этого рисунка.

— Это твой шедевр, — улыбнувшись, ответила бабушка. — Ты мне его подарил, когда приезжал в гости.

— А почему он висит в таком странном месте?

— Почему странном? — удивилась бабушка. — Это твоя комната.

— Моя? — в свою очередь, удивился я.

— Да. У каждого члена нашей семьи в моём доме есть своя комната.

— Это очень необычно.

— Я могу себе это позволить — комнат много. И когда часть из них выделена моим родным, я не чувствую себя совсем уж одинокой. Мне кажется, что в любой момент, кто-нибудь может приехать в гости. Не забывай, что мне уже сто двадцать лет. В этом возрасте даже эльфы становятся сентиментальными.

— Если Вы не против, я с радостью буду Вас навещать, — сказал я. — Мне у Вас и так очень понравилось, а теперь, когда я узнал, что у меня здесь ещё и своя комната есть, боюсь, я Вам ещё надоем частыми визитами.

— Это всё очень мило — навестить бабушку, но я бы на твоём подумала о другом.

— О чём?

— Насколько я поняла, ты собрался сам участвовать в спецоперации по освобождению твоих друзей?

— Да.

— А ты готов?

— Готов.

— Я не про моральный дух. Ты готов драться с высокоуровневыми одарёнными? Насколько ты силён?

— Ну тут уж насколько готов, настолько готов, — сказал я. — Ещё месяц есть у меня. Буду продолжать усиленно готовиться.

— Ты должен приехать хотя бы на три дня к нашему Источнику. А лучше на пять.