Как можно изо дня в день общаться с человеком, а за спиной противно хихикать и обзывать обидной кличкой, она в принципе не понимала, но девушку-менеджера, которая и разнесла по коллективу эту отвратительную сплетню, Анна уволила. Вот просто из мелочной мести, да. А на телефонные звонки потенциальных ее работодателей — ведь уволенная девица пыталась устроиться на аналогичную работу — Анна выдавала самые нелицеприятные характеристики и не считала, что кривит душой, потому что разносить мерзкие сплетни за спиной ничего не подозревающего человека, который тебе лично ничего плохого не сделал, — отвратительная подлость.

Анна, конечно, понимала, что если бы не конкретно эта девушка, то кто-нибудь другой сообщил бы коллективу сногсшибательную сплетню про директора. Но тем не менее сплетницу уволила. Просто за излишнюю склонность к сплетням.

Однако, как сказать Никите о происходящем, она не знала.

Несмотря на доброжелательную вежливость, Никита держал невидимую, но очень ощутимую дистанцию, не допускающую никаких «нерабочих» разговоров. Анна старалась изо всех сил не подвести, не разочаровать, чтобы он понял: на нее можно положиться. И ей так нравились его аккуратная стрижка, и спокойный взгляд темных глаз, и голос, чуть глуховатый. Но начать разговор о вещах, которые происходили где-то там, в другой жизни, она не могла.

Когда она поняла, что Никита положительно относится к ее инициативам, у нее словно крылья выросли. И уже тогда ей в голову пришла идея с оформлением зала на Хеллоуин и комплекс мероприятий по «ужасным скидкам», она несколько ночей просидела, подсчитывая и расписывая возможные расходы и доходы, с учетом скидок, — она отчего-то уже знала, что идея будет принята, и не ошиблась.

И они несколько дней планировали, проводили совещания, и Анна видела, что Никите тоже нравится вся эта суета. Но их разговоры так и не перешли с рабочих тем на что-то более личное. Дистанция не сократилась. Ничего о Никите она так и не узнала, несмотря на то, что бывала в его кабинете постоянно.

Аквариум с рыбками и несколько книг о стратегии продаж, стоящих на полке над ним, ничего не могли рассказать Анне о внутреннем мире начальника. На компьютере у Никиты были только закладки с профильными сайтами поставщиков, покупателей, таблицы и программы, нужные в работе. Он не смотрел в рабочее время фильмы, не читал ничего, кроме прайсов и спецификаций, и понять, чем он занимается в свободное время, было невозможно.

И поговорить тоже было невозможно.

Но когда сегодня — именно сегодня, в такой прекрасный день! — в магазин пожаловал офицер полиции, Анна поняла, что у директора снова проблемы. Шестое чувство подсказывало — дело не в работе, проблемы именно у Никиты. И, несмотря на то что полицейский не выглядел слишком грозным и пришел в нерабочее время, причем с женой, то есть визит был неофициальный, но Анна предчувствовала беду. Значит, ничего еще не закончилось. И поймала себя на том, что хочет дать незнакомой Габриэлле здоровенного «леща», и чтоб синяк уж точно получился огромный и настоящий, и пусть бы она выкладывала в интернет хоть тысячу фотографий своего личика, плевать.

Потому, когда за полицейским закрылась дверь кабинета директора, Анна уйти не смогла. Ей нужно было в зал, выполнять свои обязанности, но бросить Никиту в беде было выше ее сил, ноги словно приросли к полу. Подслушивать она не собиралась и решила поговорить с полицейским, когда тот выйдет от Никиты и будет ждать свою жену.

Она расскажет ему… ну, о том, что Никита совсем не такой. Что все истории мерзкой Габриэллы — одно сплошное вранье, а сама она отвратительная лгунья. И откуда бы ни взялись ее синяки, Никита не имеет к этому ни малейшего отношения. И только потому, что она вытаращила глаза и приоткрыла рот, все ей ужасно сочувствуют. Как же просто обмануть кучу народу, если у тебя тощие ножки и по-дебильному приоткрытый рот. А на других фото эта самая Габриэлла вытягивает губы «уточкой». Что за кретинская мода — кривить рожу, изображая звезду Голливуда?

Желание надавать мерзавке подзатыльников окрепло окончательно. И Анне вовсе не было стыдно.

— Ань, что там наш-то? Занят?

Это Ирка-кладовщица прибежала с какими-то бумажками. Видимо, на складе совсем запарка, если Игорь прислал Ирку. Она всего месяц работает и все на свете путает. Всегда суетливая, ярко и безвкусно накрашенная, с крысиным хвостиком медного оттенка и брекетами. Анне кладовщица не нравилась, вызывала глухое раздражение.

— Да. У него посетители.

— Вот незадача! — Ирка огорченно сделала бровки домиком, изобразив разочарование, что при таком макияже выглядело поистине гротескно. — Игорю нужна подпись на служебной записке, без разрешения Чикатилы он же…

— Ира! — Анна почувствовала, как в ней поднимается злость. — Он тебе что-то плохое сделал, в деньгах ущемил или оскорбил?

— Ты чего?!

— Вот вы все заладили: Чикатило, Чикатило! — и ее яростный шепот летит прямо в лицо опешившей кладовщице. Да, она сама провоцирует конфликт, но сейчас это не имеет никакого значения. — Тебя тут не было, когда старый директор всех топтал и унижал, так знай: при прошлом директоре ты дышать бы боялась. В кои-то веки тут появился нормальный человек, а у вас вместо благодарности сплошные смешки да подначки. Да еще и за спиной. В глаза-то боязно сказать? Вам нужен деспот, который будет вас на куски рвать, а вы его за это уважать начнете? Да?

— Чего ты завелась-то? — Ирка отпрянула, и голос сорвался на визг. — Все так говорят. Что такого-то? Не со зла же.

— А все станут серную кислоту пить, и ты напьешься? — Анна выдернула из рук кладовщицы бумаги. — Не со зла… А с чего, с добра? Или ты считаешь, что это очень весело? Типа шутка такая? Ступай на склад, а я сама все подпишу и принесу Игорю.

— Совсем ты сбрендила на почве служебного рвения. — Кладовщица обиженно поджала губы. — Значит, не зря говорят… И правда ты втюрилась в Чикатилу по самые уши. Только он и тебе плюх навешает, погоди. Фотки-то в интернете все видели, не слепые. Тихий да интеллигентный, а видала, бабу как разукрасил? И ведь даже не скажешь… Такой весь из себя принц, а на деле Чикатила и есть.

— Ира! Еще одно слово, и ты сегодня же будешь заявление на увольнение писать! — Анна уже не сдерживалась, а когда надо, она умела вот так — быть стеклянно злой, и тогда ее карие глаза уже не смеялись. — Я тебе не подружка со склада, с которой ты курить бегаешь. Я старший менеджер, и, если я поставлю вопрос, он решится положительно. Для меня — положительно, а для тебя — отрицательно. Ты поняла меня?

Ирка насупилась, молча глядя на Анну, но развернуться и уйти не решалась.

— Не слышу ответа! Ты все поняла?

— Поняла.

— Ступай работать. А будешь болтать, вылетишь отсюда в два счета. Да еще с такими рекомендациями, что и тряпкой махать не устроишься.

Вот из-за таких моментов Анна и ненавидела кем-то руководить. Она старалась не обижать людей, и разные наказания, взыскания — это было совсем не ее, но сейчас она пребывала в том редком для себя состоянии, когда ярость делает мир предельно ясным, а все решения, которые принимаются, верными, даже если потом окажется, что можно было поступить иначе, более гуманно.