— Зачем ей было врать?

— А почему бы ей не рассказать, где она была прошлой ночью? Вот и думай теперь, у кого она была. Может, этот самый звонок был приглашением?

Фрост глянул на нее с сомнением.

— Я тебя правильно понял?

— Незадолго до полуночи наш потрошитель разрезает Лори-Энн Такер на куски. Потом звонит О'Доннелл. Она уверяет, что ее не было дома… и сработал автоответчик. А что, если она все же была дома? Что, если на самом деле они мило поболтали?

— Мы же звонили ей в два часа ночи. И она не отвечала.

— Потому что ее уже не было дома. Она сказала, что была у друзей. — Джейн посмотрела на Фроста. — А что, если друг был только один? Великолепный такой, замечательный новоиспеченный дружок.

— Да брось. Неужели, по-твоему, она и впрямь стала бы покрывать этого потрошителя?

— По-моему, она на все способна. — Джейн отпустила педаль тормоза и откатила от обочины. — На все.

— Так Рождество не встречают, — посмотрев на дочь, сказала Анжела Риццоли, которая стояла у плиты.

На конфорках медленно закипали четыре высокие кастрюли, мерно позвякивая крышками — в такт с шумом вырывавшегося из-под них пара, который клубился вокруг намокших от пота волос Анжелы. Она сняла с одной кастрюли крышку и высыпала в кипяток полную тарелку самодельных ньокки. Они шлепнулись со всплеском, возвестившим, что близится начало обеда. Джейн оглядела кухню, заставленную всевозможными блюдами. Больше всего на свете Анжела Риццоли боялась, что в один прекрасный день кто-нибудь уйдет из ее дома голодным.

Но сегодня был явно не тот день.

На рабочем столике красовалась запеченная баранья нога, приправленная ореганом и чесноком, а рядом стояла огромная сковорода с жареной картошкой, сдобренной розмарином. Фасолевый салат был единственным вкладом Джейн и Габриэля в общее пиршество. Из кастрюль на плите струились дивные ароматы, в кипящей воде, булькая, переворачивались ньокки.

— Мам, может, помочь? — предложила Джейн.

— Не надо. Ты же с работы. Посиди в комнате.

— Может, сыр натереть?

— Нет-нет. Ты же устала. Габриэль говорит, всю ночь была на ногах. — Анжела быстро помешала в кастрюле деревянной ложкой. — Ума не приложу, зачем было выходить на работу еще и сегодня. Это уж слишком.

— Работа есть работа.

— Так ведь сегодня же Рождество.

— Скажи это всяким злодеям. — Джейн достала из кухонного шкафа терку, взяла кусок пармезана и принялась тереть. Она не могла сидеть на этой кухне сложа руки. — И все-таки, почему Майк и Фрэнки тебе не помогают? Ты, поди, с самого утра на кухне.

— Ты же знаешь своих братьев.

— Да, — фыркнула Джейн. «Увы».

В другой комнате по телевизору смотрели футбол, как обычно. Крики мужчин временами сливались с гулом толпы зрителей на стадионе — причиной одобрительных возгласов служил какой-то парень с тугой попкой и мячом из свиной кожи.

Анжела походя глянула на фасолевый салат.

— О, с виду недурственно! Чем приправлен?

— Не знаю. Габриэль делал.

— Повезло тебе, Джени. Попался мужчина, который умеет готовить.

— А ты не корми папулю пару-другую деньков, глядишь, и он научится.

— Да нет, не научится. Он так и помрет за столом в ожидании обеда, который должен появиться сам собой. — Анжела сняла кастрюлю с кипящей водой и перевернула, ссыпав готовые ньокки в дуршлаг. Когда пар рассеялся, Джейн увидела потное лицо Анжелы, обрамленное завитками волос. Снаружи, по обледенелым улицам, вовсю гулял ветер — здесь же, на маминой кухне, их лица раскраснелись от жара, а окна запотели от пара.

— А вот и наша мамуля, — сказал Габриэль, войдя на кухню с проснувшейся Реджиной на руках. — Глядите, кто уже встал.

— А она недолго проспала, — заметила Джейн.

— С футболом-то? — усмехнулся Габриэль. — Наша дочурка явно болеет за «Патриотов». Слышали бы вы, как она взвыла, когда «Долфинз» им забили.

— Дай-ка ее сюда.

Джейн раскрыла объятия и прижала копошащуюся Реджину к груди. «Всего-то четыре месяца, — подумала она, — а так и норовит вырваться из рук». Несносная малышка Реджина появилась на свет, вовсю размахивая кулачками, с лиловым от крика личиком. «Неужели тебе так уж невтерпеж стать взрослой? — удивлялась Джейн, укачивая дочурку. — Оставалась бы ты подольше такой вот крошкой, я держала бы тебя на руках, развлекала, а уж после, через много-много лет, ступай своей дорогой».

Реджина схватила Джейн за волосы и больно дернула. Поморщившись, Джейн отцепила маленькие пальчики, взглянула на ручонку дочери. И вдруг представила себе другую руку, холодную и безжизненную. Руку чьей-то дочери — тело ее расчленили, и теперь оно лежит в морге. «А ведь на дворе Рождество. Сегодня я не должна думать о погибшей!» Даже целуя Реджину в шелковистые волосики и вдыхая запах детского мыла и шампуня, она не могла избавиться от воспоминания о другой кухне — от того, что глядело на нее с покрытого плиткой пола.

— Эй, мам, тайм уже закончился. Когда же мы будем есть?

Джейн поглядела на ввалившегося на кухню старшего брата Фрэнки. Последний раз она виделась с ним год назад, когда он прилетал из Калифорнии домой на Рождество. С тех пор его плечи стали еще мощнее. С каждым годом Фрэнки, казалось, раздавался все больше — его мускулистые руки стали до того огромными, что свисали уже не прямо, а дугообразно, как у обезьяны. «Часами ворочал гири в тренажерном зале, — подумала Джейн, — и что это ему дало? Он стал мощнее, но явно не умнее». Она бросила благодарный взгляд на Габриэля, который откупоривал кьянти. Высокий и стройный, не в пример Фрэнки, он напоминал статью скакуна, а не тяжеловеса. «Если у тебя варит голова, — подумала она, — зачем тебе огромные мускулы?»

— Обед через десять минут, — объявила Анжела.

— Значит, до третьей четверти не закончим, — буркнул Фрэнки.

— А почему бы вам, ребята, просто не выключить телевизор? — спросила Джейн. — Ведь это рождественский обед.

— Ну да, мы бы все уже давно поели, если б ты пришла вовремя.

— Фрэнки, — резко оборвала его Анжела, — твоя сестра вкалывала всю ночь напролет. И сейчас вот помогает. Так что отвяжись от нее!

В кухне вдруг стало тихо — брат и сестра удивленно уставились на Анжелу. «Неужели мама вдруг перешла на мою сторону?»

— Ладно. Ну и Рождество у нас! — проворчал Фрэнки и вышел из кухни.

Анжела вывалила ньокки, с которых успела стечь вода, из дуршлага в сервировочную миску и полила дымящимся соусом с телятиной.

— Никакого внимания к тому, что делают женщины, — буркнула она.

Джейн усмехнулась:

— А ты только сейчас заметила?