светились светлячками, и духи, способные склонить на оба колена любого мужчину…, она необъяснимо прекрасна.

– Вы правы, я подвержена быстрой утомляемости, и правы в том, что ваша речь звучала неподобающе.

– Тогда примите мои искрение извинения, такого больше не повторится.

– Отнюдь нет, я хотела бы еще услышать что-нибудь подобное.

– Значит вам, понравилось.

– Конечно. Мужчина, говорящий о любви, в наше время, большая редкость.

Чьи-то шаги, отражаясь от стен замка, приближались, предвкушая быструю разлуку.

– Доброй ночи Адель, пусть приснится вам ваша мечта.

Не успел один призрак раствориться, как за ним последовал другой.

– Могу посоветовать хорошее средство от бессонницы, Вольф. – произнес Томас Свит.

– Я просто наслаждаюсь ночью.

– А я решил побаловать себя сигарами, но оказалось, что оставил их именно здесь. Я бы предложил вам, если бы вы были не так молоды, чтобы вредить своему здоровью.

– Мне двадцать лет, но я чувствую, что мне все двести. Время течет слишком долго.

– Так происходит только у несчастных людей.

Вольф ничего на это утверждение не ответил, скрестив руки на груди, стал подниматься наверх и тогда он услышал как Томас или его внутренний голос проговорил.

– Она не та за кого себя выдает.

Этой ночью он так и не смог заснуть, боясь, того, что всё случившееся окажется лишь очередным сном.

Ужасающие видения преследовали душу юного графа, перед ним представали самые безумные мысли, и, несомненно, сладкие романтические грезы, становились десертом на столе его ночных кошмаров. Он покорно верил, тут же все отрицал, выбранный путь сменялся иным, каждая фраза безвозвратно забывалась, теряя всякий смысл. Перелистывая страницы своей жизни, которые еще не потеряли веяния юности, он впадал в грешное уныние, живя одним днем, помня о прошлом, содрогался от новой главы. Ища грань между здоровьем и сумасшествием, приходил в тупик. Но любовь, имея индивидуальную особенность заслонять собой, все другие чувства и переживания, убаюкивает словно ребенка, даруя хотя бы иллюзию покоя. Жаль, влюбленные не осознают, что за сила в их сердцах, сколько добра в их глазах и сколько щедрости в их руках. Безусловно, есть обратная сторона, появляющаяся в минуты отчаяния. Также и Вольф Фламель, не ведая о своих возможностях, облокачиваясь на бархатную спинку кресла и погружаясь в думы поэта, безмолвно и неподвижно взирал на девственную ночь, на небо, луну, лес, города, что далеко, но будто для расстояний, мера фантазии намного больше. Ни разу не сомкнув глаз, он уходил в себя и в ту сказочную действительность, манящую и безжалостную. Он ощущал на себе свет, просачивающийся сквозь стекло окна, не теплый и не холодный, словно свет маяка, обладающий талантом вселять в людей надежду. Ставши будто призраком замка, вернувшись в свою обитель, предавшись меланхолии, он обдумывал смысл бытия, словно в первый раз, в назначенный час и в обыденный день, растворяясь в свете и тьме. Таковы были бы мысли человека, перепутавшего дверь и бесцеремонно вошедшего в сию комнату, перед ним предстал бы дух, спокойный и познавший вечность. И страх мгновенно сковал бы незваного гостя, но любопытство не позволило бы ступить ни шагу назад. Знал ли Вольф, как он сейчас выглядит, нет, сейчас его мысли были напряжены до предела и лишь одно имя так своевольно пытается сорваться с его, нецелованных уст – Адель. Сколько истины в этом слове, для него, на весах вместе с душой они имеют идентичный вес бесценности. Для него познавшего все стороны, последствия, особенности одиночества, эта хрупкая девушка, лишь одним своим видом, образом и несколькими словами задушила то страшное чудовище, которое изрядно питается унынием и ненавистью к самому себе. Леди, которая способна стать для рыцаря главным и самым славным подвигом. Для бедного Вольфа, пытающегося что-либо понять, обуздать огонь, жадно пылающий в его сердце. И не найдя долгожданного ответа, юноша засыпает, не замечая, но предвкушая.

Вскоре на смену ночи пришло утро. И густой туман, пеленой окутывал всё, что попадалось ему на пути, редкие лучи девятичасового солнца, нехотя пробиваясь сквозь серое меланхоличное небо, проникали во все окна сонного замка. Былая тьма рассеивалась, постепенно становясь вездесущими тенями. В комнатах витал запах отгоревших свечей. Обычно именно сейчас все прежние страхи теряли свою силу, в шкафу больше никто не скрежещет зубами, и никто больше не издает те ужасные потусторонние звуки, то ли крик, шепот, или поросячий визг; больше никто.

У людей с гордостью носящих фамилию Драмурр, во все века была одна особенность, и она заключалась в том, как и когда, наступало время для страшных историй. По обыкновению, это должно было происходить в промежутке между вечером и ночью, дабы эффект от услышанного рассказа удвоился за счет атмосферы таинственности. Но вот в чем заключается особенность, это интереснейшее действие происходило именно утром, Артур не стал изменять привычкам. Как, в общем, и в это посредственное утро, даже после вчерашнего званого ужина, по случаю отъезда Томаса Свита, было решено дать слово гостью, который по слухам и фактам, является магистром этих пугающих души наук. Рассказчик и слушатели собрались в гостиной, но не в полном составе, не было Вольфа, не ведавшего о столь полезной экскурсии по миру духов, он безмятежно спал всё в том же кресле. Господа пили жидкость, явно содержащую спиртное, пытаясь таким народным способом заглушить головную боль, но это относилось лишь к юношам, а Артур Драмурр предвосхищая услышанное, был готов ко всему; дамы медленно глотали чай из маленьких чашек, по их виду, можно было сразу понять их недовольство и сконфуженость, ведь они, не успев привести себя в должный их статусу вид, обязаны были среди мужчин краснеть и бледнеть то ли от страха, то ли от стыда. Сильвия Драмурр безо всякого желания прислушивалась, но в глубине ее души зарождался интерес, однако лицо ее по-прежнему отражало безучастие. А Адель, боясь лишь того, что Вольф увидит ее в таком виде, и будет присутствовать на этом чудачестве – как она всегда говорила, затаит в себе неблагонравное мнение. Но вскоре она поняла, что бояться ей нечего.

В комнате воцарилось молчание, вернее театральная тишина, ведь никто не хотел мешать Свиту. И он как всегда стоя, скрестив руки на груди, нагнетал на слушателей мотивы той стороны реальности, что по обыкновению так скрытны от посторонних органов чувств. Некоторое время помолчав, он огласил о начале рассказа.

– Поместье Блекхоул. Именно о нем пойдет мое следующее повествование, а вернее сказать, о сумрачных обитателях этого как поговаривают жители окрестных деревень проклятого места. Увы, я не смогу указать вам точное месторасположение