бесконечной суеты, что царила возле них. Годами и десятилетиями они трезвонили полдень или наступление полночи. И в этот удачный раз, навострив все свои шестеренки, они могли подслушать разговор двух господ, расположившихся напротив греющего их души камина.

– Полагаю я совершил ошибку. Редко, но и мне свойственно преувеличивать. – сказал Томас облокотившись подбородком на руку, в позе мыслителя.

– Я знаю, Томас, знаю, что эти слова только для меня, и ты в них искренно не веришь. Если даже я не прав, то в тебе закралась частица сомнения. – произнес в ответ Артур.

– Боюсь, вы совершенно правы, отрицая мое словоблудие. Я не отступлюсь. – проговорил Свит устремив серые блеклые глаза в огонь, отчего они словно вспыхнули алым пламенем. – И я уверен, это только начало.

Перенесемся в другую часть замка и попробуем что-нибудь вытянуть из души Вольфа Фламеля, который был будто на грани сумасшествия, как впрочем, и все истинно любящие люди, тяготеющие запретным плодом страстей. Он одиноко стоял возле распахнутого окна своей комнаты, обдуваемый легким, всюду проникающим ветерком, его слегка отдавало здешним непрестанным холодом, юноша пылал, его температура неоднократно повысилась от неизвестной доколе ему болезни. Парил, содрогался с каждой очередной волной блаженства, ведь она любит его, Адель, ее невинные мысли направлены только на Вольфа, но что, что она могла разглядеть в нем, пока этот ненастный вопрос, еще пока не созрел в душе юноши, и будем надеяться, что и никогда не появится на свет. Находясь в оцепенении, как всегда происходит в начале, он просто-напросто наслаждался благоуханием дивного аромата девушки, который должно быть никогда не покинет стены замка; словно парфюмер, нашедший тринадцатую ноту, безмятежно плыл по сотворенному им миру, пытаясь сохранить дивные очертания девы, образ, нестираемый из памяти, дивный силуэт освященный святым духом ангела. Он невыносимо желал познать ее, так ли схожи их мысли как он думает, какие книги и авторов она предпочитает благословлять своим чтением, какую музыку она любит обожествлять, и каких людей она желает вразумлять. Вольф хотел нежно, словно дорогой фарфор взять ее руку и разглядеть, чтобы затем запомнить каждую линию ее прекрасной ручки, он желал поближе посмотреть ей в глаза, попытаться найти в них другой еле заметный затаившийся цвет, оттенок. Размышления чисты, когда в них нет греха.

Так могло бы продолжаться вечно, или, по крайней мере, жизнь длиною в судьбу, но так ли высоки чувства новорожденного романтика, покажут поступки, свершатся неумышленно, ведь сердце, иногда, управляет нами. Особенно молодой человек, смотрящий туда, где не бывал простой смертный, туда, где он полностью свободен, там, где каждый его вдох имеет смысл, в это мгновение он гостем приходился в сказочной стране, в которой теперь живут лишь единицы. Но одна непонятная, горькая нить сознания раскалывала надвое его представление о видении. Всё его естество бесцеремонно отвергало ту мысль, что та волчица – Адель, или он сам кровожадный зверь, которого неустанно мучает голод, а может быть всё это сон, или плод его больного воображения; он не знал. И готов был поверить во что угодно, лишь бы его новая жизнь, не стала ускользать, какой бы она ни была, лишь бы Адель была рядом и в безопасности.

Внезапно в душе Вольфа сверкнула одна фраза, произнесенная совсем недавно. Смысл ее остался крайне непонятным, туманным для юноши, и тогда он, захлопнув ставни, выходит из комнаты. Не успев и сделать несколько шагов, он к лицу с лицом натыкается на Артура, не спеша идущего в направлении своей спальни.

– Доброй ночи. Вы не подскажите, в какой части замка может находиться Томас Свит? – произнес Вольф так быстро, что князь не сразу ответил на заданный вопрос.

– В гостиной. Да, он точно там. – сказал Артур.

И Вольф соскочил с места, и лишь лестница отделяла его от назначенного места. Он нетерпелив, как художник испытывающий вдохновение, готов тут же воплотить свой замысел в жизнь, и если не свершится творение в ту же секунду, то это не произойдет никогда.

– Что вы имели ввиду сказав – она не та за кого себя выдает? – проговорил Вольф ворвавшись в гостиную словно ветер.

Томас, перемешивающий кочергой красные раскаленные угли в камине, повернулся и как всегда невозмутимым голосом сказал.

– Всё довольно просто, граф. Я хотел сказать, что наша прекрасная Адель замкнута и необщительна, поэтому представьте, как богат ее внутренний мир, если вы однажды заслужите ее доверие, то мадмуазель покажется вам с другой стороны. Каков ключ к ее кроткому сердцу, я, увы, сказать не могу.

– И это всё?

– Смотря что именно вы желали услышать. – сказал Томас. – А, я, кажется, начинаю догадываться. Вы думаете, я тоже неравнодушен к дочери моего друга? Бросьте, это же смешно, Вольф, какие мои годы соперничать с вами.

– Спасибо, я услышал достаточно.

– Подождите. Боюсь еще не всё. И далее последуют мои искрение извинения за сегодняшнее поведение, я слишком нетерпелив в выводах и суждениях, и поэтому из меня не вышел прилежный рассудительный сыщик. – проговорил Свит садясь в кресло возле камина. – Вы, должно быть, думаете, что тот волк как то связан с вами, он вас преследует, но это не так, тот зверь еще до вас рыскал в здешних лесах, однако держался на относительном расстоянии от замка, а теперь…

– Доброй ночи. – перебил Вольф речь Свита и поднялся по лестнице в свою комнату, больше он ничего не желал слышать. Его загадки и доводы рухнули, и теперь, теперь нужно было искать иные объяснения происходящих цепей необъяснимых событий.

Вольф замер на середине комнаты и размышлял. Сумерки опустились на замок и, проникнув в спальню юноши, погрузили ее в непроглядную тьму. Стало тихо. Будто единство живого и неживого, занялись одним сакральным действом. Юноша осмелев, осознал, что нет оборотней. А есть Адель, и он сделает всё возможное, чтобы она была счастлива. Смирившись с этой мыслью Вольф лег на кровать, пытаясь заснуть, но бессонница не дала ему того покоя, что дарует крепкий сон, лишь на несколько часов, показавшиеся ему минутами, он погрузился в мир сновидений.

Адель тем временем, находясь возле своего туалетного столика, пристально всматривалась в овальное зеркало, пытаясь обнаружить метаморфозы в ее лице, или что-то инородное, не свойственное реальности, как бы то ни было, ее ожидало разочарование. С таким бесспорно отрешенным настроем, она уснула в кровати, пророча, то, что завтра всё будет иначе.

Глава VI

“Сновидения сплетались одно с другим,

ангел там был, защитник херувим.

Стерег тот страж ворота в рай,

древо