Тимошенко и другие своим военным мастерством во много раз превосходят фашистских генералов, что наше вооружение, наши танки, наши самолёты — лучшие в мире и, безусловно, мощнее и надёжнее фашистских. Все были уверены также и в том, что в нашей стране нет и не может быть шпионов, и что проведённые по приказам Сталина, Берии и их помощников из НКВД интенсивные аресты и снятия с постов некоторых военных начальников и многих гражданских лиц — своевременная и нужная мера, обезопасившая нашу страну от каких-либо неожиданностей изнутри. И единственное, о чём беспокоились эти люди, успеют ли они принять активное участие в боевых действиях, придётся ли им оказывать помощь раненым, или, вот так просидев где-нибудь под Москвой или Смоленском, они и вернутся домой, даже не понюхав пороху. В таком духе примерно и велись разговоры в команде медиков.

С нашей сегодняшней позиции, когда мы уже пережили эту войну, когда мы узнали многое из того, что в то время было неизвестно и гораздо более осведомлённым людям, чем наши герои, их мнения, рассуждения могут показаться смешными и наивными до глупости. Но что же делать, всё было именно так.

После обеда команда медиков разбрелась в отведённом им уголке двора и расположилась небольшими группами. Наши знакомые остались около большого дерева, где стояли их вещи, там же поставил чемодан и Борис. После обеда, растянувшись на плаще, Перов опустил голову на пожитки Доры Игнатьевны и слабо захрапел. Она, прислонившись спиной к дереву, тоже подрёмывала. А Борис Яковлевич, Тая и Николай Иванович тихо разговаривали между собой, вспоминали Краснодар, институт, свою студенческую жизнь, преподавателей и друзей-однокурсников. Борис рассказывал о своей работе в Александровке, о семье, о том, как ему тяжело было их оставлять, но что он считает своей священной обязанностью лично оказать посильную помощь в защите Родины, тем более что в прошлом году его специально для этого готовили. Тут он рассказал о том, что в 1940 году его направили в Москву для усовершенствования по хирургии, что учился он у таких прославленных людей, как B. В. Вишневский, С. С. Юдин, Гориневская, Огнев и других, и что, поскольку главным предметом их изучения была военно-полевая хирургия, он надеется применить свои знания на практике с большой пользой для дела.

Оба его слушателя завидовали ему: ни один из них усовершенствования не проходил, а строил свою работу, основываясь на знаниях, полученных в институте. Тая с грустью сказала, что она вообще не знает, что будет делать на войне: хирургию она в своё время учила, но в Нальчике работала в Наркомздраве инспектором в отделе охраны материнства и младенчества, больше занималась канцелярией и проверкой работы ясель и роддомов, чем настоящей медициной. По просьбе Николая Ивановича она сказала своё отчество, и, хотя просила называть её по-прежнему Таей, тот всё же с этих пор называл её только полным именем — Таисия Никифоровна.

Между прочим, она рассказала, что весной этого года снова вышла замуж за работника Наркомздрава Балкарской АССР, врача Арсаского, который тоже призван в армию и только вчера выехал из Нальчика. Где он теперь, она не знала.

Так, за разговорами одних, дремотой и сном других незаметно прошло время. С крыльца сбежал лейтенант и крикнул:

— Военврач, товарищ Перов!

Виктор Иванович, которого сильно толкнула Дора Игнатьевна, подскочил, спросонья не совсем соображая, где находится, но лейтенант его уже заметил, подошёл к нему и сказал:

— Военком приказал отправляться на вокзал, поезд идёт через час.

Перов туго подпоясался своим же широким ремнём, расправил гимнастёрку, надел фуражку и зычным голосом скомандовал:

— Команда медиков, ста-а-а-новись!

Спустя пару часов все уже были в вагоне, заняв для команды два соседних купе. Многие начали устраиваться спать, только Борис Яковлевич себе место не занимал, продолжая сидеть и смотреть в окно. «Скоро будем проезжать Майское, — думал он, — а вдруг там Катя стоит?» Таисия Никифоровна устроилась над Алёшкиным, а пока сидела внизу, напротив него, и тоже задумчиво смотрела в окно.

Майское проехали уже в темноте, и, кроме нескольких мужчин, освещённых тусклыми фонарями, на перроне никого не было. Борис вышел в тамбур покурить. Когда он вернулся, Тая уже улеглась наверху, а его скамейка была раздвинута, и на ней лежал его плащ, аккуратно разостланный. Подушку заменяла сумка Таисии (у неё, кроме чемодана, была ещё и большая сумка).

Борис Яковлевич был немного удивлён такой заботливостью Таи, и в то же время эта забота была ему приятна. Вскоре, улёгшись поудобнее, он крепко заснул.

Дорога до Москвы прошла без особых приключений. На следующий день после отъезда из Нальчика Перов под великим секретом торжественно сообщил всей команде, что они следуют в посёлок Софрино, расположенный недалеко от Москвы, где вступят в ряды вновь сформированной 65-й стрелковой дивизии. Где это Софрино, никто точно не знал, не знал этого и сам Перов.

Всю дорогу, длившуюся около двух суток, хотя поезд шёл с хорошей скоростью и почти не останавливался, Виктор Иванович оказывал Тае знаки внимания и надоел ей своим ухаживанием до невозможности. Борис и Дурков держались от всех немного в стороне, они смотрели в окно на проносящиеся мимо селения, городки, кустарники и перелески и думали. Борис обдумывал, что и как ему придётся делать на войне. Он, совершенно не представлял, куда его назначат — в батальон ППМ или, может быть, в медсанбат. Ему вспоминались последние наставления учителей, случаи из практики в Краснодаре, в отделении неотложной хирургии, во время дежурств в институтах им. Склифосовского и Вишневского, в период недолгой работы в Александровке. Одним словом, мысли были заняты прошлым и будущим. Иногда, как в тумане, проносились в его мозгу образы дочек и Кати, но вот это казалось ему уже сейчас каким-то очень далёким и прошедшим, главное было впереди. Видимо, сказалась его наследственность — стремление всегда осмыслять свои действия наперёд и сосредотачивать все усилия для наилучшего результата, ведь такими были и его дед, и бабушка, и мать.

О чём-то своём молча думал и Дурков. Оба они курили папиросу за папиросой и глядели в окно, пытаясь заметить хоть какие-либо следы войны. Видели же пока только одно: на всех станциях, где останавливался поезд, толпились военные, одетые в новое летнее обмундирование. На многих оно сидело очень неуклюже и мешковато, было видно, что эти люди из запаса. Их вид давал повод к насмешкам со стороны Перова, которые очень злили Бориса, причём один раз он даже не выдержал и возмущённо сказал:

— Они идут умирать за Родину, а