меня палкой ударил. — ответила я валяющемуся на земле хлыщу.

— Маша! Что ты такое говоришь? Кто тебя оскорбил?

— Не меня, а всех русских людей в моём лице. Или «сохи глух» — это просто ничего не значащее слово?

При моих словах, сержант, явно славянского вида, напрягся.

— Маша-джан! Произошла ошибка. Ты — мой гость.

— Если бы я не увернулась пару минут назад, то вашему гостю уже проломили бы череп, вон той палкой. Зачем было такое сложное изобретать? Добили бы нас с папой там, в канаве, возле нашей разбитой машины. И поехали бы себе дальше свадьбу свою праздновать…

Я уже надел туфли, подобрал сумочку, и пошёл, не оглядываясь в сторону от ресторана…

Глава 5

Далеко мне уйти не дали. Меня догнал и вежливо взял за руку давешний милиционер.

— Подождите, пожалуйста! Вас, кажется, Машей зовут?

— Да. Что? Теперь мне обвинение предъявят за избиение группы лиц? Не получится. Мне только тринадцать лет и уголовной ответственности я не подлежу. А так, как я только что после аварии и имею травму головы, — я стянул с головы платок, обнажив заклеенную рану. — то могла бы и убить этих храбрых мужчин в состоянии аффекта. Смелые армяне не испугались втроём напасть на маленькую девочку…

— Успокойся, Маша! Ты и так много лишнего наговорила очень уважаемому человеку.

— Ах, простите меня! Я же не знала, что только русских можно унижать и оскорблять на территории РСФСР.

— Девочка! Выслушай меня! Я вижу, что ты на взводе. Успокойся! Я тебе не враг.

— Ну, тогда отпускай мою руку и я пойду.

— Саркис Арменович попросил тебя остановить. Он готов извиниться перед тобой. Но не будет же он с тобой в догонялки бегать.

Приглядевшись, я понял, что парню всего-то лет двадцать с небольшим. Просто высокий рост, широкие плечи, форма и усы в придачу, добавляют ему взрослой солидности.

— Тебя как звать-то, сержант?

— Семён… — он вполне лояльно отнёсся к моему переходу с ним на «ты».

— Сеня, значит… Тебе самому-то как здесь, не противно?

— Да местный я. Из казаков. Давно с ними живём. Привыкли уже.

— А я не привыкла, чтобы любой халдей в меня палкой тыкал и сукой называл. И привыкать не хочу.

— Лихо ты им наваляла. Я видел. Где так научилась?

— Учителя хорошие были. Сеня! Ты мне скажи: Чего Саркисову от меня надо?

— Зря ты на него. Сам-то он дядька не плохой. Фронтовик, боевой офицер. Это сейчас он в горкоме. А до этого у нас служил.

— А ушёл чего? Служил бы дальше…

— Отслужил он уже все свои сроки. Позвали на партийную работу. Я когда после армии в милицию пришёл устраиваться, он ещё у нас начальником был. Его до сих пор наши уважают.

— Выходит, я погорячилась, и наговорила ему лишнего.

— Выходит, что так.

— Знаешь, как не хочется снова туда возвращаться. Там сейчас пить-гулять начнут. А мне-то там, что делать?

— Он просил тебя вернуть. Пожалуйста! Поговори с ним! Только нормально, без нервов. Вот как со мной.

— Хороший ты парень, Сеня! А ты тут дежуришь, что ли сегодня?

— Ну да… — он усмехнулся. — Чтобы порядок был…

— Ладно. Пойдём раз надо. Только будь со мной рядом. А то я тут почти никого не знаю. Вдруг снова непонятки возникнут.

В фойе ресторана я подошёл к большому зеркалу и снова повязал платок. А про себя подумал: «Серия вторая. Те же и там же.»

Семён маячил неподалёку. Из зала, где гуляла свадьба, доносились весёлые голоса и музыка. Идти туда мне совсем не хотелось.

Когда минут через десять из зала появился Саркисов, то я первым начал разговор:

— Саркис Арменович! Извините меня! Я сгоряча наговорила Вам много лишнего. Не смогла обуздать свои эмоции.

— Я на тебя не сержусь, Маша… И я сам готов извиниться перед тобой, за того идиота, который не умеет себя вести в приличном обществе. Этого Алика вообще здесь быть не должно. Он ни с какой стороны не родственник. Ни со стороны жениха, ни со стороны невесты. Он просто сын директора этого ресторана. Тупой, жадный и глупый. А сегодня я узнал, что он ещё и не мужчина. На девочку руку поднял. Один не справился, ещё двоих позвал. Подонок! Ты прости меня! Я виноват.

— Вы ни в чём не виноваты, Саркис-айрик.

— Откуда ты знаешь армянские слова? Я же знаю, что ты не говоришь по-армянски. Но слова говоришь правильные и к месту.

— У меня друг был Ашот. Там в Москве. А потом он с семьёй уехал на Дальний Восток. Отец его военный.

Я не стал упоминать, что это было в моей другой жизни.

— Пойдём, Машенька! Ты сегодня мой гость. А я на этой свадьбе почти самый главный.

— Тигран сказал, что кавор на свадьбе самый-самый главный.

— Спасибо тебе за Тиграна! Он мне рассказал, что ты его спасла от позора.

— Не стоит благодарности. Люди должны помогать друг другу.

— Об этом мы тоже после поговорим. Я тоже хочу тебе помочь. Потому что перед тобой сразу две семьи виноваты. Вы ехали на море, а попали…

— В канаву… Но вы же помогли мне оттуда выбраться, дядя Саркис… — я улыбаюсь.

— Пойдём, ахчи[3]! Там больше нет того болвана, и тебя никто не обидит. Рядом со мной есть свободное место. Побуду твоим переводчиком, потому что там многие говорят только на армянском.

Я послушно иду следом. А что мне ещё остаётся делать? Этот человек мне точно не враг. Зря я ему наговорила всего…

* * *

Сидим. Едим.

Чувствую себя немного чужим на этом армянском празднике жизни. Почти ничего не понимаю. Лишь чувствую, что людям весело и хорошо. Я уже попробовал долму и хоровац. Хоровац — это такой шашлык, но большими кусками. Запивал всё каким-то лёгким вином. Отпивал небольшие глоточки. Не хватало мне тут ещё и наклюкаться.

По инерции продолжаю клевать закуски. Сыр, бастурму… Вообще всё очень сытное и всего много. Понятно, почему за столом особо худеньких нет. Я уже объелся. Надо бы сделать перерыв.

Разглядываю присутствующих. Жених худой высокий парень, а невеста пониже ростом, очаровательная «пышечка» с чёрными выразительными глазами.

Ресторанные музыканты периодически что-то играют. Но репертуар либо национальный, либо советский, этого периода…

И тут в мою хмельную голову приходит свежая идиотская мысль.

— Дядя Саркис! А можно мне пообщаться с музыкантами, когда у них будет перерыв.

— Да. Скоро будут гости дарить подарки, а музыканты в это время отдыхают. А что ты хочешь?

— Попробую подарить песню