Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэри наотрез отказалась отправиться туда даже с провожатым, но спросила Шелли: «А если бы Диппелю удалось добиться своей цели, каким бы он был, этот гомункул, созданный из ничего искусственный человек?» Она была в курсе последних достижений науки. Она ходила в лондонский Королевский институт на лекции Гемфри Дэви о чудодейственной силе электричества, и его убежденность в том, что научные открытия перевернут мир и дадут божественную силу тому, кто овладеет их тайнами, заворожила ее.
Но сейчас Мэри думала о себе: вот мечтаешь об одном, а получаешь другое. Придумываешь себе идеального мужчину, а потом понимаешь, что перед тобой таинственный незнакомец. Она, в отличие от Перси и Джейн, с детства любила готические романы, полные тайн и ужасов, и всю обратную дорогу молчала и думала, что и сама могла бы написать нечто подобное. О, это будет горький и печальный рассказ! Ей даже казалось, что на берегу реки она видела страшную тень, следовавшую за их судном по пятам. Мэри сотрясал нервный озноб, хотя солнце припекало, и она куталась в шаль и ни с кем не хотела разговаривать.
Но судьба посмеялась и предложила ей пока что иной, более традиционный путь создания нового человека: в Германии Мэри поняла, что беременна. И эта новость ее не обрадовала.
2
Он рядом
В Лондоне сначала поехали в банк, откуда Шелли вышел белый от злости. Выяснилось, что за время его отсутствия Гарриет сняла все деньги с его счета. Он вскочил в экипаж и не раздумывая крикнул вознице: «На Чапел-стрит возле Гросвенор-сквер!» Они направились в престижный лондонский район Мейфэр (Mayfair). Там, рядом с построенной еще в 1731 году англиканской капеллой Grosvenor, жила вместе с родителями, дожидаясь родов, Гарриет Уэстбрук, в замужестве Шелли. Ее отец был процветающим торговцем недвижимости и держал кофейню на Гросвенор-сквер. Там часто бывали представители лондонской знати, и это обстоятельство сыграло с ним злую шутку: он мечтал, чтобы его хорошенькая дочь вошла в мир аристократов, отдал ее в дорогую школу для девочек в Клапеме, где она познакомилась с сестрой Шелли Хелен, и всячески поощрял ее подростковую дружбу с сыном баронета. Конечно, он сразу признал их шотландский брак, чего не скажешь о семье самого Шелли. Теперь его девятнадцатилетняя дочь в одиночестве ожидала второго ребенка и в какой-то степени расплачивалась за родительские амбиции. Мистер Уэстбрук меж тем давал ей наставления:
— Ты должна вернуть его во что бы то ни стало. Эта девчонка, с которой он сбежал, скоро ему надоест, как пить дать. А вы обвенчаны, и если ты родишь сына, то сердце сэра Тимоти растает и он признает тебя и внука. Отдай Шелли сейчас часть денег, немного, просто чтобы он не умер с голоду. Нам не нужны скандалы, их и без того уже было много. И главное — скрепи свое сердце и встреть мужа с улыбкой.
Гарриет так и поступила, хотя ей хотелось вцепиться в его кудрявые волосы и долго вырывать их по одному. Поэтому Шелли через два часа вернулся к испуганным Мэри и Джейн, ожидающим его на улице вместе с матросом, посланным капитаном, — за переезд в Англию они не расплатились, не было ни гроша! — вполне умиротворенный. Чего только не передумала Мэри за это время: что он бросит их с Джейн и вернется к жене или — что еще хуже — предложит жить всем вместе, вчетвером! Она слишком хорошо знала его мечты об обществе свободных людей, которые любят тех, кого хотят, не считаясь ни с чем остальным. Она боялась возражать ему, потому что надеялась, что этого все равно никогда не будет. Зато Джейн охотно поддерживала разговоры на эту тему, обещала, что никогда не выйдет замуж и все свои отношения с мужчинами построит только по зову сердца. Шелли был в восторге. Сейчас она с любопытством ожидала развязки: не постигнет ли ее неродную ученую сестрицу катастрофа. В конце концов, сама она была только компаньонкой, ну по крайней мере пока, до настоящего момента: Джейн не могла не знать, что очень нравится Шелли.
Из богатых кварталов вокруг Гросвенор-сквер — скоро их назовут «райскими кущами розовой терракоты» в честь пышной викторианской застройки — они отправились неподалеку, на Маргарет-стрит («Мне нужно будет часто видеть Гарриет: ребенок и все остальное», — сказал Шелли), в очень простой, если не сказать убогий, дом, арендованный за небольшую плату. Там было холодно и грязно и где-то зловеще попискивали крысы. Правда, на скромную еду денег пока хватало.
Здесь Мэри предприняла несколько неудачных попыток повидаться с бывшими друзьями — близкой ей с детства семьей Войсез и своей старой гувернанткой Марией Смит — ее нигде не пустили даже на порог. Когда она возвращалась на Маргарет-стрит, щеки ее горели и она с трудом сдерживала слезы. Дома ее ждало новое испытание: проведать Джейн пришли миссис Годвин и Фанни, но они даже не взглянули на Мэри и отказались войти, хотя Шелли настойчиво требовал этого. Тогда в ярости он написал письмо самому Годвину: мы с вашей дочерью не совершили никакого преступления — только воплотили в жизнь вашу и Мэри Уолстонкрафт философию о свободе и свободной любви! Ответ последовал незамедлительно: отец сообщил, что настоятельно советовал своей семье и своим друзьям навсегда забыть о существовании Мэри. Перси три дня прятал это письмо от нее, но она все-таки прочла его и молча ушла в свою комнату на целый день.
Мэри душило отчаяние. И вовсе не только потому, что от нее отвернулись все, даже обожаемый отец. Она чувствовала, что они с Шелли отдаляются друг от друга. Увы, он не любил беременных женщин. Такое случается у поэтов: «…не любил, когда плачут дети, не любил чая с малиной и женской истерики… а я была его женой» (Анна Ахматова). Когда Гарриет ждала Ианту, произошел его платонический (или нет, уже никто не узнает) роман с одной восторженно настроенной учительницей, любительницей поэзии. Теперь, когда Мэри чувствовала себя особенно слабой и рано ложилась спать, он все больше времени проводил с Джейн. Сквозь забытье она слышала