девочка со спичками, но это уже плагиат, одноногая собачка тоже пойдет, но это мелковато. По размышлении можно подпалить приют с сиротками. Тут и трагедия, и задел для детектива или мистического романа с привидениями. Вот хоть фильм «Приют» Дель Торо посмотрите. Или вот утопить «Титаник» с героями очень коммерчески успешно. А сколько можно наплакать слез читателя и вызвать гнева к плохишам вашей книги, по вине которых… вдобавок всех, естественно, интересует, что «там», — и вы сможете выдать свою оригинальную версию. Реинкарнация, то бишь переселение душ, рай, адъ, нирвана, едемские поля, Вальгалла. Отрежьте еще ломтик свинины кабана Сэхримнира, пожал-ста. Спасибо, ярл Сигурд.

Опять же, все ваше сочинение можно нагнетать роковые предчувствия — черный ворон, что ты вьешься, кошка с пустыми ведра… предсказания и предостережения. И хлобысь — вот и гибнет наш дорогой герой, друг и зазноба, не зря предупреждали, не открывай, дурак, дверцу с черепом и костями (и надписью «высокое напряжение»), не суй туда персты!

А какие перспективы для мистиков! Загробные пришельцы, роковая любовь до этого гроба и после, «о дева, друг недобрый я», хотя про вампиров и прочую нечисть лучше поговорить отдельно.

И ужастики со скелетами и мумиями! Даже если их не оживлять, все равно очень мило и бойко. «Мне нужен труп, я выбрал вас, до скорой встречи. Фантомас». Эдгар По, крысы в стенах, труп возлюбленной героя… ладно, некрофилию не трогаем. Это для совсем уж отвязных Сорокиных.

Но давайте остановим наш катафалк, выйдем из сумрака и заглянем в ваши сочинения, под траурный покров, так сказать. Содрогаясь, гремя цепями и заранее стеная.

А. «И тихо сказал, умирая…» Физиологический, простите, процесс. Угасание жизненных функций. И вот в писаниях юных авторов реализм сменяется их представлениями то ли из постановки «Ромео и Джульетты» хацепетовского театра, то ли из романсов. И как лебедь с подбитым крылом прощался со стаей (клюв его падал на лед, ноги его покраснели) или чайка прелестная умерла, трепеща в камышах, так и их герой толкает прощальную речь, пожимает хладеющей рукой руку деве (другу, брату, сослуживцу, лапу коту и т. д.), картинно закрывает глаза и испускает последний вздох. (Читатель тоже, но вздох облегчения: «наконец-то!»).

Да почиет в мире, но медики подтвердят — прощальных речей на полторы машинописных страницы от умирающих они что-то не слышали. Да еще с упоминаниями духовных, так сказать, скрепок. Мира, дружбы, одной на двоих жвачки и тому подобного. Хотя если у вас герой такой же графоман, как и вы… в традиционных сочинениях позапрошлого века обычно за такой уныло-романтической кончиной следовало дотошное описание скромной могилки под липами-вязами-дубами и приходящих туда второстепенных плакальщиков. Базаров, Вертер и прочий легион юношей бледных. Хотя девицы тоже сойдут — девицу можно было уморить от роковой любви или модной чахотки.

Б. «Есть упоение в бою…» Вариант батально-героической гибели. Герой кидается в гущу врагов, строча из лучемета или размахивая волшебным буздуганом (это палица такая). Побивахом полчище врагов. После чего получает две пули чуть пониже плеча и падает возле ног молодого коня. ГГ (главгероя) в таком случае используют разве что в небольшом рассказе с трагическим финалом, в долгой прозе такую банзай-атаку устраивает лучший друг ГГ, хорошо если влюбленный в героиню (безответно, ясно?), чем спасает ГГ и Ггню — можно перейти к варианту 1 с прощанием и предсмертной речугой.

Предсмертная речуга вообще крайне желательна, но в случае батальном она обязательно пропитана пафосом (как печень алканавта этилом). Нет, даже ПАФОСОМ. Очень хорошо идет под этим кровавым соусом патриотизм, как его понимает автор: мы в белом, кругом враги, весь мир, а то и Галактика мечтают украсть наши нефть, онучи и разорить Россию (Русь, Ордусь, Тьмутаракань, Гиперборею, Земную федерацию или, в случае клинического патриотизма, Российскую галактическую Ымперию), можно чего-нибудь «на пороге иного бытия» напророчить, кирдык врагам, победу нашим, второе пришествие болвана Коляды, это прокатит, это верняк.

В. Му-му невинно убиенной посвящая. И какая возможность мало того, что вызвать жалость в читателе, так еще и внушить ненависть к плохишу вашего творения, этому убийце болонок. Вот он, злодеус, над хладным трупом незабвенного неостывшего покойника излагает герою подробности злодеяния, мерзко хихикая, хехекая и потирая руки, усы или петлистые уши.

Можно опять-таки выгрести на выдуманный план Даллеса, со шпионами и диверсантами или сделать злодея черным магом, приносящим в жертву девственных милых котят. Рисуйте самыми черными красками, пачкайте в крови и инопланетной ДНК, клавиатура все стерпит. Хорошо пойдет безумный ученый, ставящий бесчеловечные опыты над умственно отсталыми детишками. Детишек герой спасет — хеппи-энд, или не успевает — трагический надрыв и повод для: а) депрессии и морального курощения героем самого себя и б) смачной мести на 200 страниц.

Видите, как просто?

Г. Иногда они возвращаются. Мистики не дадут соврать. Покойники могут вообще стать благодарной братией сочинителя. Мистика с умершими и вернувшимися возлюбленными? Вуаля. Молодец, с того света выходец. Вампирская сага с умершими, вернувшимися и кровососущими возлюбленными? Вуаля опять. Саван, крест и шесть досок. И колышек. Зомби-трэш с умершими, вернувшимися, но слегка подпорченными возлюбленными, обожающими мозги-и-и? И вуаля в третий раз, не в последний. Вот тебе моя рука, а вот и сердце, Машенька. Чего ж ты орешь и их отшвыриваешь?

Д. Тот свет, который не этот. Ну всякому же интересно заглянуть. Вот и вы над вашим героем поизгаляетесь всласть, полетаете в белый свет как в копеечку, погуляете по облачкам с арфой или в котелок со смолой нырнете, а то и переродитесь в виде крысы. Метампсикоза, как говорила умная собачка, то есть девочка Соня у Льва Толстого. Вряд ли из младоаффтора получится новый Гильермо наш Дель Торо, скорее он для рая изобразит ванильные облака и кисельные реки с берегами из модного чизкейка, а ад будет помесью гестапо и инквизиции, как ее представляет школьник, считающий, что «Молот ведьм» — это компьютерная РПГ.

Е. «Месяц над косой блестит…» Персонифицировать Смерть начали еще пещерные пращуры, если археологи не врут. Ну и миляги Чума, Война, Голод — ее спутники и слуги. Ах да, это у вас Смерть — дама, хоть и в скелетированном виде, в Плоском мире Терри Пратчетта, например, Смерть бесспорно скелет-мужчина. Который иногда сбегает в самоволки и любит кошек, причем гладить и кормить, а не на вкус. Вам, боюсь, такого образа не создать, но отчего не попробовать свое. И еще, всегда ли Смерть злодей/ка, если приходит избавить от мучений?

Так что пока на сцене Отелло рассвирепело