— У нас скоро свадьба, ты помнишь?

— Ненастоящая.

— Для всех вокруг настоящая, — не отступает Константинов.

— Здесь можно не стараться, всем плевать ночуем мы в одной комнате или нет.

— А в гостях? В поездке? Будем снимать два номера в отеле? Слышал, молодые супруги именно так и делают.

Он понижает голос и перестает колоть иголками превосходства. Константинов неожиданно звучит взвешенно и спокойно, чем сбивает меня с толку. У меня на языке крутится очередная шпилька в его адрес, а вставить ее некуда. Он даже смотрит иначе.

— Я устал, Света. Я не хочу давить на тебя и вспоминать контракт, но мне нужно, чтобы ты уяснила ситуацию. Раз и навсегда. Мы не играем в игру, не развлекаемся, не устраиваем театральную постановку. На кону моя репутация и мой бизнес. Я не собираюсь рисковать и давать шанс идиотским случайностям. Ничего подобного, — он коротко качает головой. — Я привык всё контролировать.

— Я уже заметила.

— И привык приказывать тем, кому плачу деньги.

А мне он платит.

Константинов не произносит это вслух. И так очевидно.

— Поэтому мы будем жить как муж и жена. С этого дня. За одним только исключением, — он переводит взгляд на вырез моего халата, намекая на очевидное. — Чем быстрее ты привыкнешь ко мне, тем лучше.

Он протягивает ладонь и касается моего плеча, перебирая крепкими пальцами. Я обмираю, теряясь под катком его темного напирающего взгляда.

— Не надо, — выходит глухой шепот, от которого мне самой противно.

— Перечитай договор, я имею право. Я не могу раздевать тебя и склонять к близости, но тактильный контакт возможен.

— Мне не по себе, — я веду плечом. — Пожалуйста.

Константинов устало прикрывает глаза, но ладонь убирает.

— Я лягу на диване, — произносит он на выдохе.

После чего отступает в сторону и поворачивает к окну, рядом с которым расположен мягкий уголок. Константинов не идет за одеялом, а падает на диван прямо так. Я смотрю, как он подтягивает под голову небольшую декоративную подушку и вскоре замирает. Отключается буквально за секунду, как бывает, когда смертельно устал.

Я же стою в нерешительности, не зная, что мне делать. Прижимаю к груди чехлы с одеждой и чувствую, как покалывают пальцы острые углы фотокарточек Полароида.



— Сама подписала, — корю себя и подтягиваю чехлы повыше. — Сама дура.

Я проклинаю себя, но решаю остаться в комнате, тем более чувствую, что тоже скоро усну. Глаза уже слипаются. Я подхожу к кровати и бросаю чехлы на правую сторону на случай вторжения Константинова. Они зашуршат, если он вернется в кровать.

Потом вновь ныряю в ванную комнату и надеваю белье и длинную тунику. Самую длинную, какую только нахожу на полке. Халат тоже оставляю и завязываю двойной узел. Когда возвращаюсь в спальню, слышу размеренное дыхание мужчины. К счастью, он не храпит, но присутствие чужого человека (и пусть он трижды записан в договоре как будущий муж!) напрягает. Но делать нечего, я иду к кровати и уже хочу гасить ночник, как замечаю под ногами фотографию. Она отклеилась от чехла. Я поднимаю ее с пола и забрасываю на тумбочку.

Стоп.

Фотография случайно ложится обратной стороной и моему взгляду открывается ровный почерк. Чей-то рукой написано две строчки.

“Вам нужно поговорить с его бывшей женой без посторонних.

Я могу это устроить”.

Чуть ниже указан номер телефона.

Мне так и не возвращают мой телефон, хотя я несколько раз прошу то Инну, то других помощников привезти его из моей квартиры. Или позволить сестре передать его. Но нет, мне выдают новенький айфон и напоминают пункты договора, которые строго запрещают обсуждать с кем-либо отношения с Константиновым.

Сам Константинов уезжает на открытие детского фонда, после следует еще пара неотложных встреч и в первый день я вижу будущего супруга лишь к вечеру. Ритуал с общей ночевкой, где я лежу в двух слоях одежды на кровати, а он спит на диване, повторяется. Я понимаю, что рано или поздно ему это надоест и он найдет способ скинуть чехлы со второй половины кровати, чтобы занять ее собственным телом, но сама звать его в постель не тороплюсь.

Я вообще стараюсь его не трогать. Я абстрагируюсь и раз за разом напоминаю себе, что это моя работа. Всего лишь должность, за которую мне платят хорошие деньги. Сестра говорит то же самое, когда мы переписываемся в чате или созваниваемся, она подбадривает меня и советует не смотреть новости. Она вот совершила необдуманную ошибку и в первый звонок разговаривала со мной дрожащим голосом.

— Он же нормальный, да? — выпытывала она, беспокоясь. — Без агрессии?

— Боже, Лизка. Что там про него говорят?

— А ты не видела?

— Когда? Вчера весь день была примерка, а сегодня мне кинули расписание в шесть утра. У меня через двадцать минут ораторское мастерство.

— Ох, — сестра шумно выдыхает. — Другим человеком вернешься.

— Если вернусь, — я подшучиваю, но сестра не разделяет моего черного юмора. — Прости… Я тоже немного нервничаю, он нормальный, но я не привыкла к таким людям. Видно, что он другой. Из другой жизни.

Я понижаю голос, запоздало понимая, что в данный момент как раз нарушаю чертов договор. Я ни что иное, как обсуждаю отношения с Константиновым с другим человеком. Юристом же плевать на сестринскую связь, когда невозможно ничего утаить.

Мы с Лизкой привыкли держаться друг за друга и плевать, что мы совершенно не похожи внешне. Где-то случился генетический сбой, ну или сбой супружеской верности, и я вышла светловолосой милашкой с большими глазами, а Лизка получила темные жесткие волосы и резковатые, а если говорить совсем честно, стервозные черты. Нас вечно забавляют общие фотографии, на которых мы смотримся как дети от разных браков.

— Да и потом, он мой босс, — добавляю, переходя на шепот. — А эти люди редко бывают приятными.

— Это даже смешно, Светик. Ты ушла с работы и стала кондитером, чтобы не терпеть офисные порядки. Помнишь, как ты жаловалась на Антонину Сергеевну? Она требовала блузки идеально белого цвета, — сестра звонко цокает языком. — И никакой слоновой кости или кремового! Я, как вчера, помню, как ты со слезами на глазах показывала мне блузку, которую она раскритиковала.

— Я прикладывала к ней лист бумаги для печати. Они были одного цвета, Лиза!

Да, было.

— Не думаю, что Константинов переплюнет Антонину Сергеевну, — подбадривает сестра. — Главное, чтобы не приставал.

Константинов не пристает. На второй день он задерживается в загородном доме и у нас случается семейный завтрак. Спокойный и молчаливый, я сперва нервничаю, как на экзамене, а потом вспоминаю его слова, что нам нужно привыкнуть друг к другу. Поэтому сижу и привыкаю.