— Куда мне встать? — хмуро спрашивает Константинов.

Он вдруг замечает меня и задерживается тяжелым взглядом на моем лице. Потом опускает глаза на мои ладони, которыми я зачем-то держусь за край стола.

Черт, он прекрасно видит, что я разнервничалась.

— Рядом со Светланой, — отвечает брюнетка. — Ох, Стас! Наконец-то! Нам пришлось ждать тебя!

В комнату входит высокий парень в вытянутой футболке, через шею у него переброшен фотоаппарат, а сзади идет помощница со светоотражателями. Я теряю ее из вида, потому что Константинов вдруг делает шаг навстречу. Я сперва отшатываюсь от него и только потом понимаю, как глупо это выглядит со стороны.

Бровь Константинова ползет вверх.

— Вам плохо, Светлана? — спрашивает он.

— Нет, все в порядке…

— Не врите, я же вижу.

Он придвигается ближе, а я до боли закусываю нижнюю губу. Я отлично накрутила себя и чувствую, как убыстряется сердцебиение с каждым шагом мужчины. Утром же всё было нормально, он бесил меня, а не пугал. А теперь и дышать рядом с ним сложно.

— Вы посмотрели интервью моей бывшей?

Мотаю головой.

— А выглядите так, будто да. Я теперь отчетливо вижу, каким подонком выгляжу в дамских глазах. Даже отчеты помощников читать не надо, достаточно одного взгляда на ваше побледневшее лицо. Вы ей поверили, да? Я похож на человека, который может поднять руку на женщину?

— Я не знаю вас.

— Но верите в плохое, — он усмехается. — Уже жалеете, что подписали договор?

Он останавливается, подойдя вплотную. Я поздно замечаю это и пару мгновений смотрю на верхние пуговицы его светлой рубашки. Утром он был в другой. В яркой и сшитой для бармена на Ямайке.

— Мы перейдем на ты, — произносит Константинов после паузы. — Пора привыкать друг к другу.

Почему-то это звучит почти зловеще. Я запрокидываю голову и смотрю в его синие глаза. В них океан и обещание шторма. Он злится, что я так реагирую на него, но сдерживается.

Константинов поворачивается к фотографу и показывает, что мы готовы.

— Отлично, — отзывается фотограф, он подгоняет свою помощницу и чуть сдвигается вправо. — Встаньте ближе друг к другу… Можете приобнять невесту, Максим Викторович…

— Кого? — я вспыхиваю. — Меня?

— Да, тебя, — Константинов вдруг вспоминает свою фирменную издевательскую улыбочку и понижает голос до хриплых вибраций.

Он без предупреждения протягивает ладони к моей талии, а пока я успеваю лишь упереться ему в грудь, притягивает к себе так крепко, что с моих губ слетает стон.

— Ты отталкиваешь меня и портишь композицию, — подтрунивает он, опуская глаза на мои пальцы на его груди. — Потрогаешь меня потом. Потерпи до первой брачной ночи, малышка.

Малышка?!

Он… он…

— Никакой первой брачной ночи, — шиплю в его самодовольное лицо. — И никакой малышки.

Я топаю ножкой и прямиком по стопе Константинова. Специально хорошенько прикладываюсь, чтобы он перестал скалиться.

— Добавить?

— После фотосъемки, — он коротко качает головой, намекая, что пора работать. — Можешь презирать меня и считать уродом, если так хочешь, но на камеру только нежность.

Он чуть ослабляет хватку и поворачивается лицом к камере. Мне же нужно еще пару мгновений, чтобы перестроиться. Я не верю, что у меня выйдет нормальное лицо, но надеюсь на мастерство фотографа. В любом случае я должна участвовать в съемках, это точно записано в договоре.

— Положите руку Максиму Викторовичу на плечо, — командует фотограф. — Повыше, еще…

Я осторожно крадусь по ткани пиджака и чувствую, как не могу никуда деться от грубоватого аромата туалетной воды Константинова. Мог бы подобрать и утонченнее, а не мучать девушку предельно маскулинными нотами. А еще он горячий, как картонный стаканчик с кофе в июле, от жара его крепкого тела просто-напросто не скрыться. Я напитываюсь им против воли и молю, чтобы у меня не вспотели ладони. И не раскраснелись щеки.

— Ближе, — напирает фотограф.

Константинов переносит ладонь на мою поясницу и прижимает к себе. Я невольно утыкаюсь подбородком в его широченную грудь и замечаю, как довольно улыбается фотограф. Ну хоть кто-то здесь отлично проводит время.

— Может быть, поднимете невесту на руки?

— Нет! — вскрикиваю, как потерпевшая.

— Невеста боится высоты, — отзывается Константинов. — Я бы не отрывал ее туфельки от пола.

Он смотрит вниз и вглядывается в меня со странным коктейлем эмоций. Там и любопытство, и вызов, и укор и отголоски недавней злости. Там столько всего, что мне никогда не разгадать. Я могу думать лишь о том, что это только первый день, только самое начало… сколько еще я узнаю об этом человеке?

Фотосессия продолжается еще полчаса.

Константинов скрипит зубами на каждое новое указание фотографа, но действует, как настоящий профессионал. Он умеет изображать благостную мину, когда просят, и умеет выглядеть так, словно только сошел с личной яхты. И плевать, что Константинов, если откуда-то и сошел сейчас, так с телевизионных экранов, где полоскают его грязное белье в прямом эфире.

Он отличный актер. И определенно привык закрываться ото всех маской благополучия. У него выходит это с пугающей легкостью, как головокружительный танец. Он играет уголками губ, меняя тональность улыбки от официальной до искренней, от легкой до невыносимо сексуальной, и искрит глазами. Им легко залюбоваться, но еще легче поймать шок. Ведь если бы я не видела его гневную вспышку из-за бывшей жены, то никогда бы не догадалась, что сейчас творится у него на душе.

Он, наверное, отлично играет в покер.

А я… Я беру с него пример. Тоже приглушаю эмоции и стараюсь делать то, что говорят. Поворачиваюсь, улыбаюсь, позволяю Максиму Викторовичу обнимать меня на правах будущего мужа.

— Нам завтра ехать на открытие фонда, — произносит Константинов между щелчками фотоаппарата. — Ты помнишь?

Конечно, я помню. Он самоуверенно заявил об этом в прихожей моей квартиры.

— Ох, боюсь, я еще не готова, — я изображаю печальный вздох и развожу руками. — Инна считает, что у меня проблемы с гардеробом и манерами.

Константинов щурит глаза и легонько усмехается.

— Стоит прислушаться к ней, — добавляю вполголоса. — Вдруг я опозорю тебя? Не так выйду из машины или скажу какие-нибудь глупости.

— Девушкам в розовом идут глупости.

— А как же правило высшего света? Нельзя повторять наряды. Меня снимают в розовом, значит завтра придется выбрать другой цвет. А то подумают, что ты экономишь на своей избраннице.

— Я сэкономил на своем спокойствии, когда выбрал не девушку, а занозу в баре, — жесткие губы Константинова трогает ироничная ухмылка.