И тут ее пронзила страшная догадка. А вдруг в их доме скрывается тот самый грабитель-убийца, вооруженный и очень опасный, которого сегодня вечером искали на станции военные патрули и милиция? Ведь лучшего места, чем эта пустующая дача, для укрытия и не придумать. Но все-таки, что он делал на кухне?

Цепенея от страха, девочка осмотрела все шкафы и даже открыла холодильник. После ужина у них с Венечкой осталось много продуктов. Она вспомнила, что они купили чуть ли не целый килограмм колбасы, а съели всего по кусочку. И еще они не доели салат, и она поставила тарелку в холодильник. А теперь тарелка с салатом была пустой, а колбасы осталось всего граммов триста, не больше.

Она закрыла холодильник, и его щелчок оказался похожим на сильно уменьшенный грохот пиратских пушек в ее сне. А Лешка читала, что во сне время идет совсем по-другому. То есть за секунду, за один только щелчок двери она могла увидеть, как ее запихивают в сундук, как плывет корабль и как ее бросают в море пираты. Впрочем, сон сном, а реальность была куда как страшнее.

Лешка замерла, боясь пошелохнуться, и вдруг увидела, как в зыбком свете луны мимо нее проскользнуло что-то большое, темное и пахнущее нафталином.

Глубоко вздохнув, Лешка призвала на помощь все свои силы и отправилась к Венечке. В душе теплилась надежда: может быть, все ее страхи напрасны, просто ее маленький друг проголодался, встал и полез в холодильник?

Она вышла в гостиную, подошла к ведущей в мансарду лестнице, и половица точно так же, как и минуту назад, теперь скрипнула под ее ногой. И стук Лешкиного сердца перекрыл скрип пола.

Венечка, свернувшись калачиком, тихо сопел. Лешка осторожно коснулась его плеча. Мальчик повернулся, открыл глаза, сел, нащупал возле себя на стуле очки, нацепил их на нос и уставился на нее:

— Это ты? Что случилось?

— Ты колбасу ел? — тихо-тихо спросила девочка.

— Ел. А что?

— Ничего. Я просто подумала, что ты за ужином наелся, — облегченно вздохнула она, но его последующие слова тут же возродили все ее страхи.

— Я и наелся. Я ее с тобой вместе ел. А что, она испорченная? Почему ты меня о ней спрашиваешь?

— Значит, ты не просыпался? — с разочарованием уточнила Лешка.

— Ни разу, а что?

— Тогда кто-то другой съел нашу колбасу. И салат. Это был человек, я его сама и видела, и слышала, как он скрипел половицей и лазил в холодильник. А потом убежал наверх, в мансарду.

Венечка схватил Лешку за руку.

— Я же говорил, он у нас давно сидит. Или, может, к нам забрался вор с улицы? Ты дверь проверяла?

— Ты же помнишь, я ее хорошо заперла.

— Пойдем проверим еще раз.

Они подбежали ко входу. Дверь была плотно закрыта и на замок, и на щеколду.

— Эту щеколду трудно отодвинуть. И потом, дверь скрипучая, я бы услышала, если бы кто-нибудь входил или выходил.

Венечка медленно пошел назад и замер перед лестницей, ведущей в мансарду.

— Если мы прямо сейчас туда не сходим, то потом нам будет еще страшнее, — прошептал он.

— Тогда пошли! — решительно прохрипела Лешка.

И, набрав в легкие побольше воздуха, как будто ей и в самом деле предстояло нырнуть в морскую пучину, вступила на лестницу.

На втором этаже было по-прежнему тихо. Падающий из огромных окон лунный свет освещал стол и кусок пола, и мансарда казалась чужой, как будто Лешка видела ее впервые в жизни. Так бывает, когда идешь по городу глубокой ночью: улицы те же самые и в то же время какие-то нереальные и незнакомые, не такие, как днем.

Венечка машинально схватился за крышку сундука и попытался ее приподнять. Но крышка не открывалась. Она опять словно намертво приросла к его стенкам.

— Сходи за топором, — шепотом сказал он. — Или давай я.

За окном промелькнула то ли птица, то ли летучая мышь. В ярком свете луны ее мрачная тень скользнула по гладкой поверхности стола. Лешка включила свет, но тревога не рассеялась.

— Пойдем лучше вместе, — сказала она.

Взяв внизу топор, они снова приблизились к сундуку и, как и в прошлый раз, не затрачивая лишних усилий, легко его открыли. Лешке бросились в глаза белые валенки. А ведь она хорошо помнила, как, рассмотрев платье Маргариты Павловны, аккуратно положила его поверх остальных вещей. Она перевела взгляд на Венечку. Помнит ли он об этом? Мальчик молчал, но губы его дрожали.

И вдруг зловещую тишину дома взорвал телефонный звонок. Его треньканье, не очень громкое днем, сейчас показалось оглушительным. Венечкин «Сони» остался в Лешкиной комнате. Мальчик бросил топор на пол и побежал вниз. Лешка понеслась за ним. Она помнила, что положила телефон на подоконник, и схватила его первая.

— Сколько можно ждать, почему не берете трубку? — услышала она недовольный голос своего брата.

— Мы… Мы… А ты зачем звонишь?

— Узнать хотел, как вы там. Спите?

Венечка прижался ухом к другой стороне телефона и, опередив Лешку, прошептал:

— Какой тут сон. Кто-то нашу колбасу съел.

— Какую еще колбасу? — удивился Ромка.

— Докторскую.

— А где она была?

— В холодильнике, где ж еще.

И тут мобильник спекся окончательно, и теперь Ромка не мог помочь им даже советом.

— Что же делать? Мы не успели ему ни о чем сказать, что он теперь подумает? — Лешка снова закашлялась, на ее глазах выступили слезы.

— Тихо! — Венечка схватил ее за руку и указал на угол гостиной. За старым телевизором «Рубин» кто-то тихо скребся. — Как ты думаешь, кто там?

— Мне кажется, что это мышь. Я их не боюсь, — прошептала в ответ Лешка.

— А вдруг не мышь? Пошли посмотрим.

Они подкрались к телевизору, и Венечка наклонился, чтобы выдвинуть его из угла. Но телик был тяжеленным, и ему одному не удалось это сделать.

— Давай подвинем его вдвоем, — прошептал он. Кое-как они сдвинули «Рубин» с места. В углу была огромная щель. Венечка заглянул в нее, а потом отпрянул.

— Лешк, а если это не мышь, а крыса? Ты крыс боишься?

— Крыс боюсь, очень даже, — шепотом ответила Лешка. — Они страшные, хитрые и противные. А если их много, то могут загрызть человека насмерть.

— Я об этом тоже слышал. И как же теперь быть?

Они закрыли телевизором щель, и Лешка, закашлявшись и согнувшись, побрела к диванчику в гостиной.

— Сил больше нет. Давай посидим.

Они прижались друг к дружке, и Венечка прошептал:

— Как ты думаешь, кто сидел в сундуке?

— Я не знаю, — ответила Лешка, боясь выразить вслух свою догадку об убийце-грабителе.