в колледжи. Остальные шли работать в ближайший Уолмарт, или уходили в армию, или начинали работать в малом бизнесе своих родителей. Что до Морган, то она планировала поступить в учебный центр косметологии, по-моему, это тоже что-то вроде колледжа.

Я понимаю, что продолжение учебы в колледже – это вариант не для всех, но сегодняшнее безграмотное объявление все равно было позором, а потому я остановилась и, опустив большой палец одной руки в знак неодобрения, другой рукой сняла на камеру телефона и само объявление, и мой опущенный большой палец. Буквы в объявлении были пришпилены к доске по одной, и я отцепила лишнюю букву «М» в слове «АЛЬБОМ», так что она соскользнула на пол, и сняла еще одну картинку, на этот раз подняв большой палец в знак того, что теперь все написано правильно.

Когда я обернулась, то увидела, что на меня, сложив руки на груди, пристально смотрит Ливай Хемрик. Думаю, он хотел вызвать у меня чувство вины за то, что я мусорю, и заставить меня поднять с пола свалившуюся букву. А может быть, его взбесило то, что я, нисколько не скрываясь, нарушаю правила и пользуюсь в школе своим мобильным. Наверное, он мнил себя неофициальным дежурным по школе, который должен следить за порядком, вот зануда! Я притворилась, что не замечаю его, и смешалась с толпой учеников, идущих на четвертый урок.

После этого все и завертелось. Джесси и я переписывались по мессенджеру весь день, то и дело отправляя друг другу забавные сообщения и фотки. Один раз он прислал мне фотку продолговатой ямки между ягодицами нашего школьного сторожа. Я ответила, скинув ему ролик, на котором наш учитель мистер Кирк сначала ковыряет мизинцем в ухе, а потом нюхает его. И так далее в этом же духе. Пару раз во время переменок между уроками я посылала Джесси шутливые тексты и, слушая, как он смеется в другом конце коридора над тем, что я написала, оба раза чувствовала себя на седьмом небе.

Развлекая Джесси, я забыла обо всем остальном. Я спустя рукава написала проверочный тест по истории, потом прогуляла следующий урок, чтобы наскоро подкрепиться пиццей в пиццерии «Минео», оказавшись там вместе с Морган и Элизой, которые заработали разрешение пообедать вне школы. Все это время я думала лишь об одном: как бы отправить Джесси на мобильник что-нибудь забавное или остроумное, чтобы он захотел ответить мне еще раз? Я сделала, наверное, сотню селфи, прежде чем на одном из них получилась достаточно хорошенькой, чтобы переслать его Джесси. Всякий раз я ждала по крайней мере сорок минут, прежде чем ответить на его предыдущее сообщение, чтобы он не подумал, что мне слишком уж не терпится его закадрить. Но стоило моему мобильнику загудеть, принимая его очередное сообщение, как я впадала в эйфорию.

Когда летом, перед тем как мы пошли в десятый класс, Морган и Элиза вернулись из молодежного лагеря, который организовала их церковь, я сразу же догадалась, что Элиза теперь уже не девственница. Когда я напрямик спросила Морган, так ли это, та не ответила мне ни «да», ни «нет», что я восприняла как подтверждение того, что Элиза и впрямь потеряла невинность. Сама она, впрочем, отказывалась отвечать на мои расспросы.

Морган поклялась мне, что она-то еще точно ни с кем не спала, но призналась, что кое-чем занималась с парнем по имени Дуглас Бардуго, с которым познакомилась в том же лагере. К счастью, она была куда более откровенна со мной, чем Элиза, и сообщила мне кучу полезной информации, когда прободрствовала всю ночь, отвечая на мои самые безумные по степени интимности вопросы, вроде, например, такого: «Ну, ладно, а как быть, если парень пытается сделать тебе куннилингус после того, как ты только что пописала?» При этом Морган немного смущалась, но отвечала с беспристрастной прямотой матери, объясняющей трех– или четырехлетнему ребенку, как называется то, что находится у него между ножками. Помнится, тем утром я ушла от нее, чувствуя себя именно так, как такой вот малыш, и сознавая, насколько же я еще неопытна. И до сих пор я все еще оставалась практически такой же зеленой.

Именно по этой причине я поначалу ничего не сказала своим подругам о сообщениях, которые отправлял на мой мобильник Джесси. Мне было просто стыдно признаться, как много для меня значит каждое из них.

А кроме того, как бы удивительно и чудесно ни было для меня внимание Джесси Форда, я отлично сознавала, что каждое его сообщение может оказаться последним.

Всего лишь несколько недель назад он подвозил на своей машине в школу и из школы одну десятиклассницу с нереально большими грудями, но я заметила, что теперь она снова ездит на школьном автобусе. Однако я все равно никак не могла поверить, что сейчас он ни с кем не встречается, потому что у него давно уже были отношения с девушкой из его собственного двенадцатого класса, которую звали Виктория Данкл. Они то сходились, то расходились, но без надрыва, потому что оба смотрели на это легко. Когда у нее не было никого другого, да и у него тоже, они снова начинали встречаться.

Я попробовала заставить себя трезво оценить положение, в котором вдруг оказалась. Может быть, я и задела в душе Джесси какую-то чувствительную струнку, но, в общем-то, продолжающийся полнедели обмен сообщениями и фотками мало что значил. Когда я подсчитала все сообщения, которые отправила и получила, то общий итог показался мне куда более внушительным, чем мне представлялось вначале, но из-за всей этой девчоночьей шизоарифметики я чувствовала себя, как бы это выразиться, тоже какой-то шизанутой. Причем даже нельзя было сказать, что Джесси реально бегает за мной на людях. Мы с ним оставались просто тайными друзьями по переписке, вот и все.

Я даже начала вспоминать все те ужасные вещи, которые Морган обо мне наговорил Уэс, чтобы убить даже последний огонек надежды, который еще теплился в моей душе. Правда, все эти гадости дали результат прямо противоположный желаемому, потому что в конце концов я начала фантазировать, как Джесси и я, идя обнявшись, в один прекрасный день столкнемся с Уэсом лицом к лицу, и я покажу его Джесси и шепотом повторю все те мерзости, которые этот гад обо мне наговорил, и тогда Джесси, великолепный, как всегда, заставит Уэса униженно опустить глаза и жестоко высмеет его, показав всем, какой это бесхребетный, ничтожный говнюк.

Я не слишком ругала себя за эти сладкие грезы. Даже если они