Заславский повернулся к жене. Под воздействием успоительного та заснула. Ее незачем впутывать во всю эту историю, искренне верующая с некоторых пор, она решит, что он продал душу самому дьяволу и будет, наверное права, потому что от этого неизвестного спасителя отчетливо попахивает серой.

— Вячеслав Сергеевич, мы выезжаем! — охранник Влад застыл на пороге, одетый во все черное, ради маскировки. На шее у него болтался, сделанный незнакомцем амулет. Какой-то пузырек с непонятной вонючей жидкостью, закрытый плотной крышкой, которую надо выпить перед поиском призраков.

— Постарайтесь уж, ребят, — грустно обернулся он к Владу.

— Не подведем! — браво отчеканил бывший лейтенант морской пехоты и исчез за дверью.

Театральный институт их последний шанс. А уж душу гимназистки опытные ребята разговорить сумеют. Заславский взял в свою руку ладошку дочери и закрыл глаза, пытаясь подремать. Последнее время это сделать удавалось только здесь, рядом с Кирой.

Я не заметил Светланы, плачущей на пешеходной дорожке. Мы с Красовской вышли из другого выхода под легкий пушистый снежок в районе Академика Павлова. Яна закуталась в легкую куртку, будто синтипон мог спасти от мороза, покусывающего щеки и нос.

— Театральный у нас… — задумчиво почесал голову я.

— На площади Конституции, прямо у входа в метро. Так что надо брать такси, — она взмахнула рукой и тут же к нам на обочину съехала потертая вишневая «девятка». После небольших торгов, водитель за сотню согласился нас доставить в центр города. В машине мы старались избегать разговоров о предстоящем деле, боясь, что не знакомый человек примет нас за сумасшедших. Янка весело болтала с шофером о погоде и политике, а, сидя сзади, рассмаривал предновогодний город, украшенный россыпью гирлянд и цветных фонариков, кажушийся в этом разноцветном обрамлении по-настоящему волшебным, будто вырванный из сказки. Снег повалил огромными пушистыми хлопьями, скозь которые с трудом можно было различить спешащих по своим делам харьковчан, прячущих лица в высокие воротники пальто и плотно намотанные вязанные шарфы.

Мир внутри этой снежной сказки начал внезапно меняться. Я проморгался, не веря своим глазам, и уже хотел отчаянно вскрикнуть, но вовремя спохватился, боясь водителя, широкую спину которого я видел за низким сиденьем. А на улице творилось что-то невообразимое. Сквозь снежную пелену вместо дорогих сопрткаров и могучих джипов на Московском проспекте начали появляться двуколки с запряженными в них лошадьми, кареты, украшенные золотыми позументами и люди, совсем непохожие на нынешних харьковчан. Они шли по мощенным тротуарам, вежливо раскланиваясь друг с другом, женщины носили теплые капора, мужчины цилиндры и драповые пальто. Газетчик-мальчишка что-то отчаянно выкрикивал, рекламируя на свой манер новый номер своей газеты. Бородатый дворник в засаленном переднике лениво мел снег настоящей метлой, а уличные фонари коптили керосиновым пламенем.

— Дворкин! — раздался голос откуда-то издалека. — Мы приехали, Саша! — рукав затеребили, и я, словно вырвавшись из плена этой сказки, очнулся. Красовская стояла надо мной перед открытой дверью «девятки» и тянула за рукав пуховика, извиняющимся голосом поясняя водителю, что я с суточной смены и очень устал.

— Это что такое было? — зашипела она мне, когда такси, взвизгнув колесами исчезло за поворотом, и мы остались одни. — Ты что заснул?

— Я не знаю, что это было, — потер я глаза, пытаясь привести свой мозг в порядок, — что-то сродни наваждению. Я любовался зимним городом, пошел снег, а потом я увидел другой Харьков…

— Что значит другой? — изумилась Яна.

— Старый…похожий на город Вышицкого, только зимой. Дамы и господа…кареты и дворник…

— Ты точно здоров? — со сомнением покосилась на меня журналистка, скривив полные губы.

— Это спрашивает меня женщина, согласившаяся со мной ловить призрака в здании театрального института? — съязвил я, и Красовская умолкла.

— Ты прав… — согласилась она. — Звучит по меньшей мере странно.

Я огляделся. Мы стояли напротив одного из красивейших зданий Харькова. Арочные вытянутые окна с декоративными, украшенными гипсовой лепниной, балкончиками. Тяжелые дубовые двери, небольшая лестница, ведущая на первый этаж, где располагались несколько магазинов и вход в сам институт. Почти все окна были темны, лишь в левом крыле тускло светилась одинокая лампа. Видимо, какая-то запозднившаяся группа репетирует.

В длинном вытянутом фойе на вахте сидел мужчина, наряженный в форму какой-то охранной фирмочки, которых развелось в последнее время множество. Он был седовлас и солиден, словно списанный с портрета какого-то барина девятнадцатого века. Он оторвался от какой-то книжки, подняв на нас глаза из-за высокой тумбы регистрации, громко спросил хорошо поставленным голосом, эхом отозвавшимся в гулком фойе:

— Я вас слушаю, молодые люди…

— Газета «Вечерний Харьков», — Красовская ткнула ему под нос свое служебное удостоверение, — мы пишем статью о загагадочных и мистических местах нашего города, — начала она, — ходят слухи, что в театральном вузе живет …или…правильнее сказать является призрак некой гимназистки…

Она нарочно сделала паузу, чтобы вахтер сам мог, как можно больше рассказать про привидение. А это, кажется, старику и было нужно. Он откашлялся, бросив короткий взгляд в зеркало, стоящего на его столике, пригладил рукой волосы.

— Конечно, я знаком с этой историей… — начал он, пытливо вглядываясь в нас с Янкой. — Многие студенты болтают, что видели тут некую тень серого цвета, летающую по коридорам. Часто она появляется после полуночи…

— Полуночи? — с сомнением нахмурился я. — Какие же студенты задерживаются в вузе после полуночи?

— Это не простой институт, молодой человек! — назидательно погрозил мне пальцем вахтер. — Это храм, храм искусства и творчества! Многие наши студенты люди не от мира сего…Они репетируют ночами и искренне любят свою профессию.

— Очень интересно, — согласилась Красовская, — а не могли бы посмотреть то место, где чаще всего появляется призрак? Сфотографировать? Для газеты…

— Боюсь, что нет, милая дама, — нахмурился вахтер, — без разрешения ректора никто постороний не имеет право входить в вуз. Вот завтра утречком приходите. Напишите честь по чести заявление, получите разрешение на съемку и милости просим, а пока нет!

Мужчина солидно скрестил руки на груди, театрально повернув голову чуть на сторону. Видимо, в его понимании эта поза выглядела непроклонной и солидной.

— И все же… — аккуратно настояла на своем Янка. — У нас завтра сдача нового номера. Статья должна быть…

Она вытащила из сумочки небольшой кошелек красного цвета и положила его на стойку вахты, подмигнув охраннику.

— Нам очень нужна ваша помощь…Мы вас отблагодарим и обещаем место на развороте нашей газеты, — торопливо добавила она, видя, что старик уже почти сломался.