Без корректировки приняли текст телеграммы С.Ю. Витте, отредактированный Шмидтом и подписанный А.А. Максимовым.

После 19 октября Шмидт стал как бы главой неофициального правительства юга России. Городской голова с несколькими гласными думы явились во дворец к главному командиру Черноморского флота и портов Черного моря вице-адмиралу Чухнину, почти неограниченному владыке всего Черноморского побережья, и от имени населения «убедительно попросили» его превосходительство, если он хочет гарантированного порядка, передать «все свои полномочия по успокоению населения лейтенанту Шмидту».

Власти были вынуждены пойти на уступки — все политические заключенные, в том числе и Гриневский, были выпущены на свободу. Улицы Севастополя взяла под контроль народная милиция, и, по свидетельствам очевидцев, порядка стало больше.

Зато Николай II был крайне возмущен. «Удивлен вмешательством севастопольской городской думы не в свое дело. О принятии каких-то требований, предъявленных мятежниками, речи быть не может. Однако это уже возмущает душу не только военного, но всякого русского человека. С ними будет поступлено как с клятвопреступниками и изменниками»{11}.

21 октября Чухнин осуществляет контрпереворот в Севастополе. Народная милиция была распущена, а П.П. Шмидт арестован и доставлен в карцер на броненосец «Три Святителя».

Пресса по всей России начала шумную кампанию в защиту П.П. Шмидта. Рабочие Севастопольского порта избрали его своим «пожизненным депутатом».

Военно-морской прокурор сообщил адмиралу Чухнину, что в случае отдачи П.П. Шмидта под суд максимальным наказанием, которое его может ожидать, будет лишь дисциплинарное взыскание. Тогда Чухнин 24 октября послал донос морскому министру, в котором скрупулезно перечислил все «Преступления» Шмидта, включая и речь в думе, где он «предложил способ осуждения законных действий подлежащего начальства». По полученным якобы им, Чухниным, анонимным письмам, Шмидт ходил по городу с музыкой, с матросами и народом и одобрял команду «Потемкина», которая «сделала первый шаг к настоящей смуте».

Чухнину пришлось освободить Шмидта из-под ареста, но непокорного лейтенанта высочайшим повелением уволили со службы без обычно принятого производства в следующий чин (капитана 2-го ранга). Самоуправный Чухнин успел при этом найти способ обойти царские свободы и отдал еще не уволенному со службы Шмидту личный приказ с запрещением «заниматься агитаторством, иначе он будет предан суду».

Конец октября 1905 г. в Севастополе ознаменовался чуть ли не ежедневными многочисленными митингами. Чухнин доносил Авелану в Петербург: «Настроение в командах ненадежное, появились признаки его на «Очакове» и «Пантелеймоне» и в дивизии [то есть в береговых флотских частях. — А.Ш.]… Агитация идет за освобождение от суда матросов «Потемкина»… Арестовать тысячи нельзя, чувствую, что с арестом и при действии оружием восстанет весь флот»{12}. Здесь надо отдать должное адмиралу — он чувствует момент.

Замечу, что в октябре 1905 г. бурлил не только Севастополь, а вся страна. Несколько оторвемся от событий в Севастополе и обратимся к царскому дневнику. Документ сей сумбурный и бестолковый, многие любопытные события отражены намеками и вскользь. Тем не менее. Вот запись от 12 октября 1905 г.:

«Забастовки на железных дорогах, начавшиеся вокруг Москвы, дошли до Петербурга, и сегодня забастовала Балтийская. Манухин и представляющиеся еле доехали до Петергофа. Для сообщения с Петербургом два раза в день начали ходить «Дозорный» и «Разведчик». Милые времена!!»{13},[10]

А вот еще одна запись от 20 октября: «Морской агент Гинце прибыл с двумя герман. миноносцами из Мемеля с почтой посольства»{14}.

Это очень любопытно! С какой стати вдруг немцы рутинную почтовую посылку посольству[11]стали отправлять на двух миноносцах?! Еще во времена Пушкина пароходы регулярно и быстро доставляли из Европы почту и даже свежие устрицы. Скоростные пароходные линии, в отличие от железных дорог, ни разу не бастовали, а суда ходили как часы. На миноносце быстрее? Увы, нет. Миноносцы к началу ХХ века могли развивать скорость до 26—28 узлов против 18—22 узлов пассажирского парохода, но лишь на несколько часов. Попытки любого тогдашнего миноносца обогнать пароход на линии Мемель — Петербург неминуемо закончились бы выходом из строя машин миноносца.

Да и почему о столь рутинной операции царь пишет в своем дневнике? Ни ранее, ни позже, за все время своего правления он о подобных делах не упоминает. Увы, ответ прост: миноносцы пришли за Николаем. В случае обострения ситуации в стране Николай и Александра сели бы на миноносец и отправились на свою историческую родину, в Германию. Недаром Николай с семьей летом и осенью 1905 г: жил на берегу Финского залива в Петергофе, а не в любимом Александровском дворце в Царском Селе. А почему прислали два миноносца? Ну, для подстраховки, вдруг у одного машины «сядут», да и этикет у царя был разъезжать по стране на двух поездах: один — царский, второй — свитский. И тут: один миноносец — царский, другой — свитский.

А пока царь собирал чемоданы, в Севастополе продолжались манифестации. Утром 11 ноября Чухнин приказал разогнать митинг матросов и солдат. Туда была направлена рота солдат Белостокского полка, которую вели контр-адмирал Писаревский и штабс-капитан Штейн. Увидев прибывших солдат, матрос Константин Петров выступил вперед, застрелил Штейна и ранил Писаревского. Замечу, что К. Петров был Георгиевский кавалер, участник боя крейсера «Варяг» в Чемульпо и младший брат казненного 20 июня Александра Петрова, участника восстания на учебном судне «Прут».

Солдаты схватили Константина, но разъяренные матросы сумели разоружить белостокцев и освободить Петрова. Так 11 ноября во флотской дивизии началось стихийное восстание, сразу же охватившее до двух тысяч ее матросов и часть солдат гарнизона. Беспорядки начались на береговых батареях Севастопольской крепости.

Опасаясь присоединения солдат к матросам, власти срочно вывели из Севастополя оба расквартированных там полка: 50-й Белостокский и 49-й Брестский.

Вечером 11 ноября Чухнин докладывал царю: «Матросы, вероятно, поставят какие-нибудь условия, которым придется подчиниться или распустить флот».

12 ноября около двух часов дня матросы броненосца «Пантелеймон» (бывший «Потемкин») подняли красный флаг. Однако другие корабли его не поддержали, и через час офицеры броненосца уговорили команду спустить флаг.

«В этот день собравшиеся в матросских казармах депутаты кораблей, частей и порта фактически образовали Совет матросских, солдатских и рабочих депутатов. Непосредственное руководство революционным движением осуществлял выделенный Советом исполнительный орган — Матросская комиссия, включавшая представителей Севастопольского комитета РСДРП, военной социал-демократической организации и рабочих порта. Во главе комиссии стал член РСДРП И.А. Вороницын»{15}.