…В тот же день Дикий отправился к Мале — главному разборщику.

— То, что Буру завалили, — я понял с самого начала, — солидно покачал головой Маля. — Не из тех людей Бура, которые на штырь натыкаются… Я тогда с ходу поручил разобраться. Долетал до меня ветерок, что Серого это дело, но прямых уликов не было… — Он косо усмехнулся. — А вот сейчас картина прояснилась. Раз сам Бура прокоцал… Ему верю. Да, развязался Серый, распоясался… Ладно, Дикий, разберусь я с ним.

— Если позволишь, Маля, я хочу своими силами эту гниду раздавить.

— Что так? — криво усмехнулся разборщик. — Ты же знаешь, для этих дел получатели существуют. Зачем хлеб у ребят отымать?

— Тут, Маля, личное… Должок у меня перед Бурой.

— Хвалю, — уже не криво, а широко улыбнулся Маля. — Знаю о твоем долге: с братком твоим они корешовали, а когда брата угрохали, Бура оборотку дал. Помню… Да, человеком был Бура. Пусть земля ему будет прахом… Добро, Рудик, иди, возвращай должок…

Дикий сидел во главе стола. Пил разбавленное лимонадом сухое вино. По обе стороны расселись вызванные им соратники. Сделав очередной глоток, Дикий поднял свои воловьи глаза:

— Короче, братва, я хочу предъявить Серому. Это он Буру заказал. Давайте решать, как добраться до его горла. — Замешательство в глазах собравшихся немедленно рассеял: — Что встрепенулись? Решили, что Рудик самосуд вершит? Я не Куклусклан. Прежде чем вас собрать, взял квиток от Мали. Так что, все по понятиям… Какие будут предложения?

— До Серого добраться нелегко… Он в «СЗО» безопасностью рулит.

— В «СЗО»? Это у Фауста, что ли?

— Так точно… В его подчинении двадцать рыл. И все экслюзированы.

Дикий сварливо поморщился:

— Любишь ты, Костя, загадки задавать. Какие-то слова… Как ты сказал?

— Экслюзированные? Это значит — право на ношение оружия имеют.

— Вот так, по-русски, и говори. Мол, власть у них на боку и по первому требованию вольту обнажают.

— Именно, — кивнул Костя. — По первому требованию Серого. Он же у них рулевой. Любой из его полканов будет стрелять — и фамилию не спросит. И ничего ему за это не светит: это его служебная обязанность… Нет, Рудик, в лобовую Серого не достать. Тут обходной маневр нужен.

— Есть один подход… — вставил слово другой сподвижник Дикого. — Телка у него, Светка, кажется, зовут. Серый втерся в нее по самые уши. А она его не кнокает, но бздит по-черному. А сорваться не может. Ножки-то короткие… От Серого не спрячешься. Серый ведь…

— Ты короче раскладывай! Без анализов… Где ее найти? Я ей сделаю предложение, от которого она не выкрутится… Давай реквизиты.

— Сам я не знаю… Ее один залетный из Узбекистана знает. Только он не блатной. Полукровка. Хотя понятия соблюда…

— Слушай, Марат, давай короче. Этого залетного сможешь достать?

— Смогу. Алик Пирожок. Он каким-то…

— Пирожок? Его знаю. Так он в Москве?

— Да, в Москве он, на каком-то рынке рулит.

— Давай, пригласи его. Скажи, Рудик просит его зайти. На бокал вина сухого, — сказал и запнулся: вспомнил, что Алик не пьет спиртного.

… Пирожок оказался солидным, степенным мужчиной лет 45–50, с грустными и очень отзывчивыми глазами. Никак не выветрила из него Москва этой провинциальной манеры — переступать порог дома с подарками. Войдя, он передал одному из шестерок Рудика пакет и с почтением но, сохраняя достоинство, поздоровался с Диким.

Дикий пил вино, а перед трезвенником Пирожком поставил гранатовый сок и пахлаву, специально заказанную для гостя. Знал: печеное было слабостью Алика. Единственной. Все остальное было силой.

— Ну как ты, Алик?.. Да, дочки нормально учатся? Проблем нет?

— Уже закончили, Рудик. Твоими радениями.

— А я при чем? — наигранно изумился Дикий.

— Ты, может быть, забыл, а я помню. И дочери помнят, как ты помог им.

— Так ведь они у тебя умницы-разумницы! Для чего им помощь?

— Все так, только, чтобы ум свой обнаружить, им надо было экзамен сдать. А вот документы у них не принимали. Мол, иностранцы. Я и деньгами входил, и консульство подключал, — не пролезло. А ты только слово шепнул ректору, и допустили их. Приняли документы. Так что, Рудик, я должник твой.

Рудик, самодовольно посмеиваясь, долил в бокал вина.

— Я и забыл… Эх, Алик, если всех, кому я хорошее сделал, на Манежной площади собрать — не поместились бы… А таких, как ты, которые добро не забывают — на пальцах одной руки Ельцина пересчитать можно. А ты потому помнишь, что сам добро любишь делать. Таких людей единицы: я, ты, да Маля… Да, Алик… Я как раз сейчас одно доброе дело намерен сделать. Потому тебя и позвал. Помощь твоя в этом добром деле нужна.

Дикий изложил свою просьбу. И удовлетворенно отметил, что Пирожок проявил энтузиазм: Алик и сам был очень озабочен судьбой Светы. Ее, как и многих других земляков, Пирожок опекал. И ее нынешнюю беду принимал близко к сердцу. А предложение Дикого решало все проблемы.

— Считай, Рудик, что она согласна. Мне ее даже укатывать не придется: она, бедолага, ждет не дождется, как из лап Серого вильнуть.

…От Дикого Алик поехал прямо к принужденной любовнице Серого. Зашел к ней без опаски: Сергею он был представлен как двоюродный брат Светы, так что его визит у Серого никакого ажиотажа не вызвал бы.

— Вот что, Светка. Есть возможность вернуться в Самарканд.

— Какая возможность, Алик? Ты же знаешь, этот гад меня из-под земли найдет. У этой мрази знаешь какие длинные и гадкие руки… Бр!.. — Она поежилась и обиженно надула губки. — Попала я, Алик, как кура в щи… Нет, нет, не думай, я тебя совсем не виню! Никто здесь не виноват. Одна я…

— Ты подожди, — Пирожок успокаивающе положил руку ей на плечо. — Ты же знаешь, я для ветра не разговариваю. Сказал — есть возможность, — значит есть! Приедешь в Самарканд, позвонишь вот по этому телефону — спросишь Зафара. Его оповестят о тебе. И с той минуты ни один Серый, Белый или Серобуромалиновый к тебе не приблизится. У этого Зафара в Узбекистане могущество такое, что…! Короче, положись на мое слово. Кроме того, получишь десять тысяч зеленых.

Света заглядывала в его глаза, пытаясь понять — явь ли это? Алику она привыкла верить, но Серый… Этот гад разрушил все ее прежние представления и веры: в справедливость, в добро… Хотя Алик зря не обнадежил бы… Эх, была не была! Хуже, чем сейчас, быть не может. Воспоминания о подонке Сергее разрешили ее сомнения.

— Согласна! — выдохнула она. И словно путы свалились с ее ног и с души.

Заручившись согласием Светланы, Рудик стал готовить месть:

— Охарактеризуй мне Серого, сестренка. Что он такое?

— Сергей? — Света вскинула на Рудольфа злой взгляд. — Он… как бы выразиться поделикатней?.. мразь, подонок, мерзопакость!