Риата в свою очередь бросила вопросительный взгляд на Дэлавара, который ответил:

— Нет, я думаю, что легенда говорит о существе, появившемся на свет от связи истинного демона с каким–либо отродьем Неддра, — может, он спаривался с рюкком, хлоком, гхолом или еще кем–то, этого я утверждать не берусь, но, как бы то ни было, я лично думаю, что злодейство это свершилось не без помощи Гифона.

Риата почти задыхалась от охватившего ее волнения, то же самое творилось и с Фэрил. Задумчивое лицо Уруса стало зловещим.

— По описанию это, возможно, тот, кого преследует Араван, — сказала Риата, — он ведь тоже желтоглазый дьявол.

Дэлавар покачал головой:

— Тот, кого преследует Араван, я уверен, отпрыск какого–то другого дьявольского отродья, оплодотворившего своим мерзким семенем существо Митгара — человека, как мне думается, — поскольку из подробного рассказа Эйрона о предсмертном заклинании Галаруна следует, что враг Аравана был больше похож на человека, чем на дьявола, которого я выследил и убил.

— Ты убил его? — подалась вперед Фэрил.

— Около Камней Джалана. Ему помогал Модру, и этот гнусный Модру все время называл его моим убийцей и призывал его убить меня, но верх все же одержал я, причем больше было везения, чем расчета, поскольку я был ослеплен яростью.

За столом воцарилось молчание. Дэлавар надолго приложился к своему стакану. Первым заговорил Урус:

— Пусть все идет своим чередом. Ты рассказывал об изнасиловании провидицы.

— Да, — ответил Дэлавар. — Демон насильно и жестоко овладел ею и осквернил ее чресла своим семенем, а после этого улетел.

— Улетел? — переспросила Фэрил.

— Насколько можно было понять из ее причитаний, он преобразился в отвратительное существо с голыми кожистыми крыльями.

— Так же как Стоук, — заметила Фэрил.

Урус со стоном, похожим на рычание, повернулся к Дэлавару:

— И ты говоришь, что на меняющих облик нет проклятия?

Дэлавар воздел вверх руки.

— Ну а что дальше произошло с провидицей? — спросила Риата.

Дэлавар вздохнул:

— Демон оставил ее полумертвой, но она выжила и через шесть месяцев родила двойню: мою сестру Эйлу и меня.

— Боги! — еле слышным шепотом произнесла Фэрил и глазами полными ужаса посмотрела на Уруса и Риату, которых эти слова поразили не меньше.

Дэлавар отошел от стола, взял графинчик и наполнил свой стакан.

— Нашу мать звали Сейлин, и ее в бреду, стенающую и рыдающую, нашли эльфы, которые пришли к ее замку в лесистых горах. Они обращались к ней ласково и с нежностью, но, несмотря на их помощь, она не могла уже стать такой, какой была прежде.

Среди эльфов жил серебряный волк, звали его Серый, и, когда мы появились на свет, он отметил особыми знаками и меня, и мою сестру.

— Так что это за «особые знаки»? — спросила Риата. Она смотрела на спящего Бэйра с тревогой и заботой.

Дэлавар грустно вздохнул:

— Семя нашего отца–демона сделало и меня, и мою сестру Эйлу оборотнями. Для нас было большой удачей то, что первое животное, которым мы были отмечены, был серебряный волк, дрэг, создание Адона.

У Фэрил вырвался возглас удивления.

— Хочешь сказать, оборотни принимают облик первого встреченного животного?

Дэлавар поднял руку и покачал головой:

— Не первого встреченного, а первого, с которым возникнет связь. Как я уже сказал, это крепкие узы.

— И ты также сказал, что Бэйра следует отметить? — с тревогой в глазах спросил Урус.

Дэлавар кивнул:

— Ты, Урус, был отмечен.

— Боги, — вздохнула Фэрил, — боги!

— Твоя история еще не закончена, — сказала Риата с отчаянной решимостью в голосе, не желая верить в необходимость метить своего сына знаком зверя.

— Да, дара, еще не закончена.

В этот момент Бэйр зевнул и проснулся. Урус взял его на руки, ребенок беспокойно ворочался — надо было перепеленать его и накормить. После того как младенца подмыли и сменили пеленки, Урус передал его Риате. Она обнажила грудь и поднесла ребенка к соску. Он сосал, а мать, не спуская с него глаз, произнесла:

— Продолжай, Дэлавар.

Волк–волшебник сделал еще один долгий глоток из стакана, после чего, обводя слушателей глазами, в глубине которых таилась неизбывная боль, продолжил свой рассказ:

— Наша мать так и не оправилась. Она умерла, когда нам с Эйлой не исполнилось еще и десяти лет.

Проходили эры, а мы с сестрой шли по жизни каждый своим путем. Но прошла тысяча лет, а может, чуть больше, и Эйла прислала мне известие: она обрела истинную любовь с мужчиной–баэроном по имени Брюн. — Дэлавар посмотрел в глаза Урусу. — Они и были твоими родителями, Урус, а значит, ты — мой племянник.

Пораженный, Урус сел с широко раскрытым ртом; Риата подпрыгнула от удивления, сосок выскочил из ротика Бэйра, и он, недовольно ворча, чмокал губами, ища его.

— Боже мой! — только и могла произнести Фэрил.

— Значит, твоя сестра — моя мать? — с трудом произнес Урус.

Дэлавар, с теплотой и нежностью глядя на него, утвердительно кивнул.

— А мой отец — баэрон по имени Брюн?

— Да. Вскоре после получения известия от сестры я пошел к ним — они жили в Гримволле, а это, надо заметить, недалеко отсюда, — чтобы посмотреть на их новорожденного. Но когда я добрался до их жилища, то обнаружил только трупы — Эйла была обезглавлена, из груди Брюна торчало копье гхола с зазубренным острием. Их дом был разграблен, но в детской комнате я обнаружил растерзанные тела гхола и нескольких рюкков. Какое–то громадное существо также принимало участие в битве, однако среди убитых не было этого существа, как не было и никаких признаков присутствия ребенка — его колыбелька была пуста. На рассвете я поджег разрушенное жилище — это был своего рода поминальный костер по моей сестре и ее супругу, — из колыбельки я взял одеяльце, которым укрывали младенца; Серый и вся стая обнюхали его, и, ведомые запахом, мы бросились вдогонку за тобой. Наконец мы нашли тебя на голой скале, с тобой была громадная бурая медведица — на ее когтях была засохшая кровь рюкков. Она была ранена, но смогла унести тебя, а когда я вас нашел, ты сопел, прильнув к ее соску.

— Медвежье молоко? — спросила Риата, слабо улыбнувшись и глядя с нежностью на Бэйра, который сосал уже другую грудь.

Глаза Дэлавара потеплели.

— Да, медвежье молоко. Все указывало на то, что она недавно потеряла собственного детеныша.

Урус вздохнул:

— Значит, мои родители были убиты этими мерзавцами.