Урус достал веревку и, обвязав задние ноги оленя, поднял тушу в воздух и приготовился свежевать добычу.

— Мы пошлем часть мяса в Коронный Зал, — сказал он, закрепляя конец веревки. — Уж они–то используют его как надо.

— Оставь один окорок себе, — посоветовал Дэлавар, — ведь один съем я, так пусть второй будет у тебя.

— Я как раз так и решил, — ответил Урус; они с волком–волшебником смотрели, как кровь вытекает через зияющее отверстие на горле, образуя на снегу розовую, тут же замерзающую наледь.

Вдруг Урус глубоко вздохнул, задержал дыхание и на выдохе решительным голосом произнес:

— Кажется, выбора в этом деле у нас нет. Я о том, что Бэйра следует отметить.

Дэлавар медленно покачал головой; его серебряные волосы засверкали, как водяная пыль над водопадом.

— Нет, ведь он рано или поздно будет связан узами с каким–либо существом. Но имеется возможность выбора, можно избрать облик, который он будет принимать, а для этого надо, чтобы между ним и избранным существом установились узы и чтобы воздействие таких же уз по отношению к нему испытывало и избранное им существо.

Урус начал срезать мускусные железы с задних ног оленя, стараясь не повредить их и не испортить мясо неприятным запахом. Он отложил срезанные железы в небольшую корзиночку, чтобы потом отдать мастерам Арденской долины, которые использовали их для изготовления благовоний. Затем, обтерев руки снегом, он оглянулся, посмотрел на дом и сказал:

— Я поговорю с Риатой.

А там, в их маленьком жилище, Риата, стоя у детской колыбельки; говорила Фэрил:

— Хотя я не хотела бы, чтобы это предсказанное бремя отягощало моего ребенка, но его судьба — стать Скитальцем по Мирам, и тут уж ничего не поделать. То же самое и с изменением облика, тут, как мне кажется, особо выбирать не приходится.

Фэрил только вздохнула в ответ:

— Ты права. — Но вдруг ее лицо вспыхнуло. — Мне кажется, и ты со мной согласишься, это не причинит Урусу боли. Ведь его способность менять облик не раз спасала ему жизнь. И твою жизнь, и мою, и жизнь Аравана.

Риата печально кивнула в ответ и, подойдя к окну, стала смотреть на дерево, стоящее посреди ровной, засыпанной снегом поляны, где Урус свежевал тушу оленя.

Урус повернул голову и посмотрел на Дэлавара:

— А что бы ты мог предложить для Бэйра? Какое животное?

Дэлавар пожал плечами:

— Какое–нибудь сильное, ловкое и, конечно, выносливое. Умное, скрытное, в нужных обстоятельствах свирепое, а в обычных — кроткое и ласковое.

— Медведи достаточно сильные и выносливые, могут быстро бегать на короткие расстояния. А что до свирепости… Временами я бывал очень жесток, если это было необходимо. Кротость и ласковость… С этим труднее. Что же касается ума и скрытности, тут уж не мне судить.

— А что, если рысь? — спросила Фэрил, качая колыбельку. — Или какая–нибудь из семейства этих больших полосатых кошек, которые, как говорят, обитают на востоке.

Риата покачала головой:

— Хотя они, эти кошки, и умны, и скрытны, и свирепы, все–таки они жестоки и беспощадны, а что до их преданности, то это большой вопрос — присуще ли им вообще это качество. Кого бы мы ни выбрали для Бэйра, я хочу, чтобы этот зверь был верен своему другу, и не важно, каков будет его облик.

Урус тщательно расправлял оленью шкуру на вешалке–распялке, чтобы позже выскрести, отмыть и очистить мездру, и, пока он занимался этой работой, Серый и остальные дрэги выбежали из леса и направились к волку–волшебнику и баэрону. Великолепные животные были в игривом настроении, их морды сияли улыбками, когда они, веселясь, покусывая друг друга, увертывались, отпрыгивали, совершали обманные движения с ловкостью и проворством, удивительными для их огромных тел. Риата посмотрела на Фэрил, а Урус кивнул Дэлавару, стоящему рядом с ним у распялки с оленьей шкурой.

На закате дня зимнего солнцестояния в чаще серебристых берез крошечный детеныш дрэгов, еще нетвердо державшийся на лапках, играл у ног Сияющей, а огромный и величественный серебряный волк, наблюдая ее волнение, не спускал глаз с оставленного эльфами младенца, который был раньше ребенком по имени Бэйр.

ЗИМА 5Э993

(шестнадцать лет тому назад)

Когда сумерки начали сгущаться над рощей серебристых берез, Дэлавар взял на руки детеныша и передал его Риате:

— Он голоден. Назови его по имени и покорми. Риата осторожно и нерешительно взяла детеныша, приложила его к груди и ласково произнесла «Бэйр».

Как только он нашел губами сосок, темное свечение сошло с малыша и мгновенно произошло изменение — на руках дары снова очутился младенец, завернутый в пеленку.

— Боги! — пробормотала Фэрил и подала Риате одеяльце, чтобы закутать ребенка. — Я видела, как Урус… хммм… изменяется, но с Бэйром это происходит как–то… я не знаю, как и объяснить… в общем, иначе. И знаешь, я никогда прежде об этом не думала, но что было с пеленкой, пока Бэйр был звериным детенышем? Или, если уж мы заговорили об этом, — она посмотрела на Уруса, — что происходит с одеждой Уруса, когда он принимает облик медведя? Куда она девается? Что с ней происходит?

Урус пожал плечами и посмотрел на Дэлавара. Тот с нескрываемым удовольствием наблюдал за тем, как Бэйр насыщается. Риата тоже смотрела на волка–волшебника, и в ее глазах читался вопрос. Дэлавар усмехнулся:

— Никто не знает наверняка, но предполагают, что при изменении облика появляется некая особая аура, сродни дикой магии. Предполагают также, что изменение облика подобно переходу через какой–то промежуток, в течение которого все вещи окутывает аура, распространяемая тем, кто переходит из одной области бытия в другую. Вещи — одежда, оружие, припасы — изменяются, а затем вновь обретают прежнюю форму.

— Понимаю, — сказала Фэрил, хотя не поняла абсолютно ничего.

— А что, все вещи изменяются? — спросила Риата, склоняясь над крошечным Бэйром. — Если я, к примеру, дала Бэйру мой меч Дюнамис, он бы тоже изменился?

Дэлавар покачал головой и дотронулся до того места на горле, где он когда–то носил самородок звездного серебра.

— Нет, дара. Символы силы и власти совершенно не подвержены изменениям, поскольку их собственная аура и так очень сильна. А меч Дюнамис — это символ власти.

— Ведь Дюнамис родился вне Миров, — согласилась Риата, — точно так же как и Черный Галгор, и лук Серебряного Листа, и подобные им вещи.

— Да, — ответил Дэлавар. — Но все они должны быть внесены в мир теми, кто открыл путь в него.

— Кстати, о Мирах, — начала Фэрил, — объясни, пожалуйста, почему кому–то разрешено путешествовать между ними. Я полагала, что пути между Сферами были нарушены во время Великой Войны Заклятия.