Собравшаяся толпа оживленно и шумно обсуждала появление Дэлавара, а он, пройдя сквозь нее, вошел в Коронный Зал, где его встретил алор Инарион, а шестерка серебряных волков размером с крупных пони расположилась у входа, ожидая хозяина.

— Я пришел, чтобы взглянуть на ребенка, — сказал волк–волшебник, не обращая внимания на приветствие хозяина, — и с глазу на глаз поговорить с его родителями. И это не терпит отлагательств.

Поскольку в долине был только один новорожденный, Инарион не стал уточнять, о ком именно идет речь, но, не дожидаясь ответа, волк–волшебник добавил:

— И еще я прошу тебя максимально усилить охрану долины, поскольку будут предприняты попытки покончить с ним.

Инарион широко раскрыл глаза, с испугом глядя на гостя:

— Покончить с Бэйром? Дэлавар отрывисто кивнул.

— Когда?

Дэлавар развел руками:

— Пока он беззащитен. А что касается когда и где… этого я не знаю.

— А кому это так хочется убить крошечного младенца? Дэлавар нахмурился; казалось, он не желает отвечать на этот вопрос, но тем не менее произнес:

— Ему надлежит исполнить предназначение, которого страшатся силы зла. Если говорить более определенно, то они рискуют всем.

На лице Инариона появилось выражение жесткой решимости.

— Никто еще не проникал дальше Скрытого поста, наше поселение надежно спрятано от посторонних глаз, да и охрана всегда начеку. Ну а если так, мы примем такие меры, что никому не удастся проникнуть к нам.

Дэлавар согласно кивнул и повторил:

— Я бы хотел сейчас взглянуть на ребенка.

— Он уже отмечен? — спросил Дэлавар, переводя взгляд с младенца на Уруса.

— Отмечен? — нахмурив брови, переспросил Урус.

— Как это принято, — пояснил Дэлавар, — ставить метку.

— Ставить что? — спросила Риата, беря ребенка на руки. Прижав дитя к груди, она отступила на шаг от волка–волшебника.

— Печать зверя, — начал Дэлавар, — ведь он…

— Зверя! — задыхаясь, произнесла Риата и еще сильнее прижала к груди Бэйра.

— …да, ведь он, как и его отец, может менять облик.

Риата перевела взгляд с малыша на Уруса — Уруса, который временами принимал облик громадного медведя, а сейчас, глядя на Дэлавара полными боли глазами, произнес севшим голосом:

— На моем сыне проклятие?

— Проклятие? — изумился Дэлавар, подняв на него глаза.

— Ты же сказал, что он может менять облик, значит…

— Нет, Урус. Ни на тебе, ни на мне нет проклятия, нет его и на Бэйре. Да, он оборотень, и ты должен воспринимать его таким, какой он есть, так же как я воспринимаю тебя.

На лице Уруса появилось выражение крайнего изумления.

— Ты воспринимаешь?..

— Это слишком длинная история, чтобы рассказывать ее сейчас. Прошу тебя, вскипяти чай и приготовь что–нибудь поесть, а я тем временем пойду посмотрю, как там мои друзья на улице, ладно? Им надо поохотиться, ведь мы долго были в пути и не останавливались, чтобы добыть дичи на пропитание. Когда я вернусь, мы поговорим о тебе и твоих родителях, Урус, а также о…

— Моих родителях! — в смятении воскликнул Урус. — Я же ни сном ни духом… Я же найденыш, которого Уран и Ники вместе с дядей Беоргом вырастили и воспитали в Великом Гринхолле, а что касается…

Волк–волшебник резким жестом руки приказал ему замолчать.

— Я знаю, — спокойно и мягко сказал Дэлавар, — ведь все делалось с моего одобрения. — С этими словами он переступил порог.

Дэлавар отодвинулся от стола, в центре которого на большом деревянном блюде возвышался олений окорок. Он съел несколько ломтей холодного мяса с хлебом и выпил несколько чашек чаю.

— Я думал, что только я ем так много, — сказал Урус, разливая из хрустального графинчика золотистый напиток в три рюмки грушевидной формы, — а теперь с радостью вижу, что я такой не один.

Дэлавар, принимая рюмку, усмехнулся, а затем, согревая ее в ладонях и вдыхая аромат напитка, пояснил:

— Я же говорил, что мы долгое время провели в дороге и не останавливались для того, чтобы поохотиться.

Риата слегка пригубила рюмку и, не отнимая ее от губ, сказала:

— Теперь, пожалуйста, о родителях Уруса… Дэлавар поставил рюмку на стол. Но как только Урус склонился вперед, превратившись в слух, раздался стук в дверь. Урус вздохнул, встал и направился к двери.

За порогом стояла Фэрил, держа в руках свежеиспеченный каравай хлеба, накрытый полотенцем. Она посмотрела на Уруса, широко распахнувшего перед ней дверь, затем на Дэлавара:

— Ой, я не знала, что у вас гость…

— Да она из ваэрлингов! — воскликнул Дэлавар. Он вопросительно посмотрел на Риату. — Здесь, в Скрытом убежище?

Риата утвердительно кивнула:

— Да, она наш самый надежный друг.

— Вот, возьмите, — сказала Фэрил, протягивая каравай и собираясь уходить.

— Нет, нет, — запротестовал Урус. — Останься, Фэрил. Наш гость обещал рассказать мне о моих родителях и поведать кое–что касающееся Бэйра.

— Позволь представить тебе Дэлавара из Волчьего леса. Дэлавар, это…

— Дэлавар, — глаза Фэрил широко раскрылись, — я же слышала о вас. Когда мы охотились за Стоуком, я спрашивала Риату, не мог ли он найти убежище в вашем лесу.

— Эта мразь не смогла бы шага ступить в моем лесу, — сказал Дэлавар.

Фэрил согласно кивнула:

— Именно так мне и ответила Риата.

Громко кашлянув для прочистки горла, Урус сказал:

— Может, мы расскажем свои истории друг другу позже, сейчас я хотел бы послушать новости, которые принес Дэлавар. — Он наполнил ароматным напитком маленькую рюмочку для Фэрил и пододвинул ей стул.

Когда все снова уселись, Урус повернулся к волку–волшебнику:

— Итак, ты говорил…

— Давным–давно, еще до моего рождения и даже до того, как начали отсчитывать эры, свершилось страшное преступление: была изнасилована одна волшебница. Обладая даром ясновидения, она могла предсказывать события, но в этом случае не почувствовала ни малейшего намека на уготованную ей судьбу. В собственном замке, среди вершин Гримволла, южнее Куадрана и восточнее леса, который впоследствии назвали Дарда Галион.

Шайка бродячих мерзавцев из ночного народа проникла в башню, где была ее спальня. Они не останавливались ни перед грабежом, ни перед убийством; главарем у них был тот, кого она смогла описать, да и то лишь в своих стенаниях, как желтоглазого демона.

— Демона! — с дрожью в голосе воскликнула Фэрил и, обратившись к Риате, спросила: — Это не тот ли самый, о котором говорится в легендах? Похоже, что о нем повествует сказание об Арин и Эгиле Одноглазом?