Джек еще раз приложился к горлышку, закашлялся. Внизу сияли городские огни, оттуда доносились звуки субботнего вечера. Было уже поздно, и ему следовало бы лечь спать. Именно это и требовалось от новичков: спать, работать и питать машину. После смерти Алиссы ничего другого, кроме нормальности и определенности, он и не хотел. В этом состояла суть права, и к этому ему надлежало склонять людей. В ушах звучали голоса профессоров:

Факт, закон, прецедент…

Джек рассмеялся, и звук напугал его самого, потому что в нем не было той самой рациональности. Смех получился ломаным, отрывистым, захлебывающимся; так же закончилось и детство Джека – не в покое и тиши, а в круговороте раскрытых тайн, смерти и суеверного ужаса. В его понимании это и был прецедент. Он мог бы поделиться своей мыслью с Джонни, и тот согласился бы с ним и кивнул, потому что ту дорогу они прошли вместе: исчезновение Алиссы, долгие поиски, ее тело в шахте и тела других. Джонни сказал бы: да, помню, и да, есть черта между добром и злом. Но другие люди могли пройти по той же дороге и увидеть иное. За годы после детства Джонни постепенно склонился к той прагматической точке зрения, что люди жестоки, эгоистичны и примитивны. Джек соглашался с ним – потому-то закон и важен, – но его потребность в порядке проходила глубже, чем понимал даже Джонни. На той самой дороге Джек узнал много разного, и не все было рационально и реально. Там, где Джонни видел причину и следствие, Джек угадывал руку Господа или самого дьявола. И это не была гипербола или ложная вера; он точно, как то, что на руке у него пять пальцев, знал, что в мире есть и тень, и глубина, что зло реально и у него есть лицо. Потому-то Джек и стремился к порядку, прочности и контролю.

Да только где они?

Если то, что случилось на болоте, реально, то о порядке, прочности и контроле не приходилось и говорить.

Страшная мысль осела в нем давящим грузом. Глупости, сказал Джек – и сам себе не поверил. Тогда правду говорил Джонни? Тоже нет. Что-то произошло на том треклятом болоте, и убежденность в этом крепла и не поддавалась алкоголю. Вот почему Джек оставался у парапета, подгоняя бурю, надеясь, что она сметет пыль, духоту и тревоги. Но гроза, не дойдя до города, повернула к востоку, помигала желтым, прыснула дождиком и удалилась, оставив его там, где он и был. Джек смотрел ей вслед, и к тому времени, когда небо очистилось и опустело, опустела и бутылка.

* * *

Проснулся он через несколько часов. В окне еще только серело. Привычка рано вставать и приниматься за работу выработалась в колледже и юридической школе. В жертву расточительности предлагались считаные часы, и Джек знал ценность согласованных усилий. Уэйк-Форестский университет он окончил первым в своем классе, школу права Дьюка – вторым. Он мог поехать в большой город, на большие деньги, но остался, потому что хотел доказать что-то городу, обгадившему все его детство.

К тому же здесь был Джонни.

Джек повернулся на кровати, поднял часы и, прищурив налитые кровью глаза, уставился на циферблат. Семнадцать минут седьмого. Проспал.

– Чудесно.

Воскресное утро? Неважно. Быть адвокатом хорошо, если ты партнер, а стать партнером нелегко и недешево. Обычно, как ему говорили, этот путь занимает девять лет. Джек планировал уложиться в пять, для чего заключил сам с собой сделку. Две субботы в месяц он проводит с Джонни. Все остальные дни – работает. И не как-то, а так, как работал в юридической школе. По пятнадцать часов в день. По шестнадцать, если перекусывать на рабочем месте.

К без десяти семь Джек принял душ и оделся. Дорога до офиса занимала восемь минут, и по пути он сделал остановку – купил кофе с рогаликом. В здании никого не было, но его это не смущало. Джеку нравились пустые коридоры и запах наведенной чистоты. Расположившись за столом с кофе, он задумался над выбором практики. Фирма не отличалась размером, но пользовалась заслуженным уважением. Рынок округа Рейвен был невелик, но она привлекала клиентов со всего Юга. Чтобы сохранить такое положение, требовались время, усилия и жесткие, умные, ловкие юристы. Даже сейчас ходили разговоры о расширении – открыть офис в Шарлотт и, может быть, в Роли. В конце концов, всякое может случиться. Вашингтон. Атланта.

Джек подвинулся к выходившему на восток окну. Тюрьма была отсюда не видна, но он представил ее там, и в ней – своего отца. Повлияло ли это обстоятельство на решение остаться в округе Рейвен? Тот же вопрос относился и к матери, которая была сейчас либо в церкви, либо дома, на коленях. Она жила теперь в старом трейлере под засохшим деревом и винила Джека за все, что пошло не так в ее жизни. Молитвы ее звенели злобой и недоброжелательством, и другие верующие видели это в ней. На нее пытались подействовать – не получилось, ее перепихивали из одной церкви в другую, и каждая последующая была беднее и безнадежнее предыдущей. В последний раз ее видели на службе под навесом у берега реки. Приехавший из Южной Алабамы проповедник обильно потел и срывался на визг. Ничего больше Джек о ней не знал, да и знать не хотел. И пусть этот проповедник возрожденец, заклинатель змей или шарлатан – Джеку было все равно. Он верил, что Бог, когда пожелает, обращается к человеку лично. Иногда его это устраивало. Иногда нет. Да так «нет», что хоть волком вой.

Поразмышляв еще минуту о грехе и прошлом, Джек взялся за работу. А работая, он входил в состояние полной концентрации. Звуки приглушались, окружающая обстановка туманилась. На один-единственный файл Джек потратил пять часов. Заполнение. Регистрация. Резюме. Материалы по делу. Голова болела с похмелья, но он пробивался через боль, потому что делал то, что умел, в чем был хорош. Детали. Стратегия. Мелочи. Он пропустил ланч, а к двум в здании появились другие. Джек услышал приглушенные разговоры, звонки лифта в коридоре. Один раз он встал, размял спину и понаблюдал за въезжающим на стоянку длинным серебристым автомобилем. Когда дверца открылась, из машины вышла женщина. Угол зрения внес забавные искажения, но Джек знал – она изящна, мила и опасно умна. Звали ее Лесли Грин, она была партнером, носила дорогую одежду, и таких, как у нее, пронзительных и красивых глаз, он еще не видел. Она вошла в здание, и Джек потерял ее из виду.

Он попытался продолжить работу, но, прочитав параграф шесть раз, не понял ни слова, а на седьмой попытке сдался. Все признаки были налицо. Мозг переключился на другую передачу, и виноват в этом был Джонни.

– Чтоб тебя.

Секунд десять Джек обдумывал варианты, потом вошел в кабину лифта и нажал кнопку третьего этажа.

На третьем этаже находился отдел апелляций.

И офис Лесли Грин.

Джек думал о ней, пока лифт шел вниз. Не то чтобы она ему не нравилась – возможно, она была прекрасным человеком, – но в трех случаях Лесли Грин загоняла его в угол и каждый раз хотела одного и того же: историю жизни Джонни.

Лесли хотела знать, правда ли все это.

В первый раз она пришла к Джеку в офис и изложила свою просьбу ясно и напрямик. В руке у нее была книга, на лице – улыбка. «Лесли Грин, – представилась она. – Партнер. Отдел апелляций. А ты тот самый Джек Кросс, о котором написано в книге?»