Терри всерьёз подумывал о том, чтобы положить конец собственной несчастной жизни, но старший брат Майк, словно прочитав его мысли, переехал к нему на неделю и помог преодолеть кризис.

Терри восхищался братом ещё с того времени, когда они жили в Ираке, и потом, когда вместе учились в частной школе Хейлибери, что неподалёку от города ярмарок Хартфорда.

Майк всегда был тем, чем никогда не был Терри. Они и на братьев-то не походили: один смуглый, другой светлый, один полный, другой сухощавый, один жёсткий, другой мягкий, один быстрый, другой медлительный, один смелый, другой пугливый. Глядя в окно лимузина, мчащегося по разрезающей осенний пейзаж автостраде, Терри вспоминал финальный матч по регби против Торнбриджа, которым Майк завершил своё пятилетнее пребывание в Хейлибери.

Команды уходили с поля. Терри с застывшей на губах улыбкой стоял у ограждённого канатами прохода. Майк остановился и взъерошил ему волосы.

— Ну что, братишка, мы их сделали.

Терри помнил, какой испытал страх, когда пришло время признаться брату, что он — гей. Майк, к тому времени уже офицер-десантник, только что вернувшийся с Фолклендов, задумался на секунду, ухмыльнулся и ответил заключительной репликой Джо Брауна из «Некоторые любят погорячее»:

— Что ж, у каждого свои недостатки.

С того дня восхищение, с которым Терри всегда относился к старшему брату, не знало границ.

В Мэриленде солнце опускалось за горизонт. В той же часовой зоне оно садилось и над Кубой, над её юго-западным полуостровом, известным как Гуантанамо. Мужчина расстелил молельный коврик, повернулся лицом к востоку, опустился на колени и начал молитву. Из коридора за ним бесстрастно наблюдал джи-ай. Все это солдат видел и раньше, много-много раз, но инструкции требовали не спускать с заключённого глаз, так что он не мог даже отвернуться.

Стоящий на коленях мужчина пробыл в тюрьме, бывшем лагере «Икс-Рэй», ныне лагере «Дельта», а на языке репортёров «Гитмо», почти пять лет. Издевательства и лишения, которых было немало, особенно вначале, он пережил молча, без слёз и жалоб. Он прошёл через все унижения, которым подвергался не только сам, но и его вера, не издав ни звука, но когда смотрел на своих мучителей, даже они видели в чёрных глазах неукротимую ненависть. За эту ненависть его снова били. Он не сломался.

В дни «кнута и пряника», когда заключённых поощряли доносить друг на друга в обмен на послабления и подачки, он тоже молчал, не заслужив ни первого, ни второго. Видя это, другие доносили на него, но измышления были настолько очевидной клеветой, что ни отрицать, ни подтверждать их он не стал.

В комнате, где дознаватели хранили файлы, служившие доказательством их опыта и квалификации, было много такого, что касалось молившегося в тот вечер человека, но почти ничего, что исходило бы от него самого. Несколько лет назад он сдержанно, но вежливо ответил на вопросы следователя, решившего испытать на нём человеческий подход. И это было всё, что им удалось узнать о его жизни.

Проблема заключалась в том, что никто из следователей не понимал его языка и полностью зависел от переводчиков. Последние же блюли в первую очередь свои интересы. За интересные сведения им полагались кое-какие поощрения, что, разумеется, стимулировало игру воображения.

После четырех лет молчания человек, о котором идёт речь, получил ярлык «не склонен к сотрудничеству», означавший всего-навсего, что сломать заключённого не удалось. В 2004-м его перевезли через залив в новый лагерь «Эхо», представлявший собой тюрьму особо строгого режима. Крохотные камеры, белые стены и ночные прогулки. Целый год он не видел солнца.

За него не просила семья, его выдачи не требовали правительства, у него не было адвоката. Другие арестованные сходили с ума, и их отправляли на принудительное лечение. Он молчал и читал Коран.

Пока человек в камере молился, в коридоре сменился часовой.

— Чёртов араб! — бросил тот, кого сменили.

Сменщик покачал головой:

— Он не араб. Он — афганец.

— Итак, Терри, что думаете о нашей проблеме?

Бен Джолли, очнувшись от раздумий, смотрел на Мартина через салон лимузина.

— Хорошего мало, верно? Вы заметили, какие лица были у наших доблестных шпионов? Похоже, мы всего лишь подтвердили то, о чём они уже догадывались. И, похоже, радости не добавили.

— Иначе не скажешь. Теперь им придётся выяснять, что это за операция — Аль-Исра.

— Но как?

— Видите ли, Терри, я ведь с этим народом давно общаюсь. Со времён Шестидневной войны. Возможностей у них немало: внутренние источники, двойные агенты, прослушка, аэронаблюдение. Теперь вот компьютеры. Раньше на поиск перекрёстной информации уходили недели, теперь — минуты. Думаю, они своё дело сделают. Найдут и остановят. Не забывайте, мы прошли долгий путь с тех пор, как русские сбили Гэри Пауэрса над Свердловском в шестидесятом, а наши «У-2» сфотографировали их ракеты на Кубе в шестьдесят втором. Вы тогда, наверно, ещё и не родились, а? — Он усмехнулся. — Древность, а?

Терри кивнул.

— Может быть, у них есть кто-то в «Аль-Каиде»? — предположил он.

— Сомневаюсь. Если бы кто-то был — я имею в виду, достаточно высоко, — он бы уже сообщил, где прячется руководство, и мы бы сбросили парочку умных бомб.

— Ну, тогда они зашлют к ним кого-нибудь. Он все разведает и сообщит.

Его собеседник решительно покачал головой.

— Перестаньте, Терри, мы оба знаем, что это невозможно. На араба положиться нельзя — он всегда может переметнуться и работать против нас. А чужой не пройдёт. У всех арабов большие семьи, кланы, племена. Достаточно как следует порасспросить родственников, и любой самозванец будет разоблачён. Значит, надо найти такого, которого не на чем взять. Плюс внешность, речь и, самое главное, способность сыграть роль. Вы знаете, какие у них молитвы. Достаточно ошибиться в одном слове, и фанатики моментально заметят. Они повторяют одно и то же по пять раз на дню.

— Верно, — согласился Мартин, понимая, что его предложение выглядит наивно, но не желая сдаваться без боя. — Но молитвы можно выучить, а семью придумать.

— Забудьте, Терри. Ни один европеец не сможет сойти за араба среди арабов.

— Мой брат смог бы, — сказал доктор Мартин. И прикусил язык.

Впрочем, никто, похоже, не принял его слова всерьёз. Доктор Джолли хмыкнул и отвернулся к окну, за которым уже бежали пригороды Вашингтона. Две головы за стеклом остались в прежнем положении и даже ухом не повели. Он облегчённо вздохнул. Вряд ли они держат микрофоны включёнными.

Терри Мартин ошибался.

Отчёт о заседании комитета по Корану был готов к утру субботы и расстроил немало планов на уик-энд. Одним из тех, кого разбудили ранним утром, был Марек Гуминни, заместитель директора ЦРУ по оперативной работе. Ему приказали немедленно прибыть в офис. Причин такой спешки он, разумеется, не услышал.