Пока я не начала попадать в такие ситуации, я не подозревала, что запрет на покупки окажется настолько тяжелым испытанием. Моя задача оказалась посложнее, чем просто не тратить деньги. Мне придется изменить привычки и порядки, которые я вырабатывала годами.

Я искала научные сведения о том, как долго формируются привычки, но найденные ответы сильно разнились. Некоторые исследователи утверждали, что достаточно 21 дня, другие рассказывали про 66 дней или даже 12 недель. Сама же я спустя два месяца все еще выявляла триггеры и боролась с ними, одновременно пытаясь понять, почему они вообще возникают. Меня это не удивляло – и до сих пор не удивляет. Спросите любого зависимого, сколько ему потребовалось времени, чтобы больше не чувствовать, что его наркотик (неважно, алкоголь это, еда или что-то другое) – единственное спасение в любой ситуации, и я уверена, никто не скажет: «21 день».

К концу августа прошло 56 дней моего эксперимента, но я все еще чувствовала, что мои дурные привычки вот-вот возьмут верх над благими намерениями. Я разобралась в том, как именно я привыкла тратить деньги, но мне еще предстояло узнать, как сильно эмоции влияли на мои решения.

Месяцы трезвости: 20

Сэкономлено (от заработанного): 12 % (я путешествовала весь месяц)

Уверенность в том, что я справлюсь: 60 %

Когда вы слышите слово «шопоголик», вы, наверное, представляете женщину на высоких каблуках, которая несет ворох пакетов, полных одежды, обуви и косметики. Я представляла себе то же самое, наверное, потому, что обычно так шопоголиков и изображают. О них есть книги – даже целая серия. Фильмы о шопоголиках. И картинка на обложке всегда одна и та же: женщина на каблуках с кучей пакетов, полных одежды, обуви и косметики.

Вот почему я никогда не идентифицировала себя с этим образом. Если не считать машины, большую часть своего долга я набрала, тратя деньги на вечеринки и выпивку. Я просто вела образ жизни, который не могла себе позволить, но мои кредитные карты сделали его доступным. Проблема заключалась не в шопинге. Порой я забегала с подругами в торговый центр, но это не было моим типичным времяпровождением. Порой я бездумно покупала что-то, выбирала книги, на самом деле не нужные мне, и, заходя в магазин за одной вещью, выходила с пятью. Но я не носила обувь на высоком каблуке и никогда не приносила домой уйму пакетов с одеждой, обувью и косметикой. Значит, я не была шопоголиком, правда?

Очень просто сравнить себя со стереотипной картинкой и решить: «Я так не выгляжу, значит, я не такая». Сделав так, мы начинаем чувствовать себя лучше, хотя мы только что оскорбили всех людей, которые подходят под стереотипное описание. Пусть я и не ассоциировала себя с шопоголиками, я, безо всякого сомнения, была одержима шопингом.

Честно говоря, я бесконтрольно и запойно потребляла все, включая еду и алкоголь. Я даже не могла прекратить часами смотреть телевизор и потратила на это огромную часть моей жизни: я сидела перед экраном в свои 20 лет, если только не развлекалась где-нибудь пьяная в стельку. Я не считала себя алкоголичкой, хотя в какой-то момент врач точно бы поставил мне такой диагноз. Я часто врала о том, сколько выпила, врала о том, сколько потратила, и врала о том, как я все это оплатила – конечно, наличными, а не кредиткой, ведь «я могу себе такое позволить». Когда дело касалось шопинга, я точно так же врала и использовала те же самые оправдания.

Время от времени я попадалась в ловушку шопинг-терапии и покупала вещи в попытке почувствовать себя лучше. Моим привычным средством было пьянство. Но если со мной происходило что-то серьезное, что-то по-настоящему выбивающее меня из колеи – вот тогда я особенно сильно вредила себе покупками, которые на самом деле не могла себе позволить. Обычно такими событиями оказывались расставания.

За несколько недель до того, как я приняла решение о запрете на шопинг, я начала встречаться с мужчиной. Мы с Эндрю познакомились в июне, когда я в очередной раз приехала в Торонто. Там находился финансовый стартап, ради которого я оставила госслужбу в 2012 году (теперь я работала удаленно, но часто летала в город). Эндрю был бухгалтером. Нас быстро сблизила любовь к цифрам и таблицам, мы чувствовали, что мы на одной волне, и легко смешили друг друга. Несмотря на то что мы жили в тысячах миль друг от друга, между нами сразу возникла связь, к которой, как мы думали, стоило присмотреться получше.

Конфетно-букетный период был и правда сладким и романтичным. Эндрю жил в трех часовых поясах от меня, и, когда я просыпалась, меня уже ждало приятное текстовое сообщение, которое заканчивалось изображением сердца или поцелуя. Мы часами допоздна говорили по телефону и устраивали свидания по Skype, во время которых ужинали и смотрели вместе какой-нибудь черно-белый фильм, каждый на своем экране. Спустя несколько месяцев он спросил, хочу ли я встречаться с кем-то еще или мы можем считаться парой. Я почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Если бы мы были рядом, я думаю, он бы подхватил меня на руки и закружил, и романтичный поцелуй из черно-белого кино скрепил бы наше решение.

Эндрю был не только очень милым, он еще и не боялся задавать важные вопросы и разговаривать о вещах, которые обсуждать не принято, особенно в начале отношений. Мы рассказали друг другу, сколько мы зарабатываем. Мы говорили о наших убеждениях, религиозных и политических. Мы не раз касались вопроса моей трезвости и того, что это для меня значит. (Эндрю пил в компании, но я понимала, что вряд ли встречу стопроцентного трезвенника.) И мы много говорили о наших предыдущих отношениях, пытаясь разобраться, почему все пошло не так и почему они закончились.

Эндрю честно признался, что он разведен. Он прожил со своей будущей женой более десяти лет, а потом они поженились, так как это казалось логичным шагом. Но вскоре она стала ему изменять, и брак быстро развалился. Он мог бы во всем ее обвинить. Большинство людей так бы и поступили. Наверное, я сама бы так поступила, если бы была на его месте. Однако он задумался о собственной роли в случившемся: о том, что он принимал их отношения как данность, и о том, что он не мог вовремя остановиться, когда они спорили. Благодаря этому он понял, что брачные клятвы – всего лишь слова и чтобы сохранить любовь, нужны действия.

Меня не раз поражали его размышления, когда мы обсуждали личные темы. Не из-за чего-то, что он говорил обо мне, но из-за того, что его рассказы заставляли меня задуматься о собственной жизни. Я вспоминала мои последние серьезные отношения, и на ум приходили вещи, которые я предпочла бы забыть. Я видела, как мой бывший, Крис, толкает меня в постель и накрывает мое лицо подушкой, не переставая на меня орать. Или как он толкает меня в стену, когда я пытаюсь уйти, забирает ключ и запирается от меня в квартире, чтобы я не могла вернуться. Впервые за годы я также вспомнила и мою ответную реакцию. Я не вела себя идеально, и я не была идеальной. Я спрятала все эти воспоминания в коробку – ту самую, что хранилась в углу сознания, закопанная под воспоминаниями обо всех хороших вещах, которые произошли с тех пор, как мы расстались: о том, как я, наконец, вернулась к учебе, стала дипломированным специалистом по связям с общественностью, нашла работу на другом конце страны, выплатила долг, взялась за свое здоровье, перестала пить и так далее. Мои беседы с Эндрю помогли мне увидеть правду: не только Крис был виноват в случившемся. В наших отношениях я тоже вела себя не лучшим образом.