Прогулка по свежему воздуху оказала на Петрушкова благотворное действие, и в офис он вошел почти без моей помощи. Правда, от него основательно разило пивом и глаза умиротворенно поблескивали. Но и то и другое рассматривалось окружающими как его обычное состояние и подозрения ни у кого не вызвало.

Чтобы не входить в танцкласс вместе с ним, иначе кто-нибудь, особо проницательный, мог бы раньше времени заподозрить нас в сговоре, я вызвалась привести на коллективный инструктаж Виктора, за что Петрушков был мне крайне признателен, шепнув по секрету, что он «этого бандюгу» почему-то опасается, но наймом сотрудников занимается его жена, а с ней не поспоришь.

За Виктором я помчалась только после того, как удостоверилась, что Петрушков зашел в танцкласс и деру давать оттуда не собирается.

Виктора я нашла в «подсобке» — помещении, забитом инструментами. В «Радуге» он ведал автохозяйством. В распоряжении фирмы был микроавтобус и скромная «пятерка». Виктор также занимался починкой всего, что могло сломаться в принципе, начиная от прогоревшей электророзетки и заканчивая оторванной дверцей стола.

Когда я заглянула в «подсобку», угрюмый водитель трудился, засучив рукава, над неисправным электрообогревательным прибором. Обе его руки до локтей украшали татуировки. Мне очень захотелось рассмотреть их поближе, но войти я не решилась и, с трудом отведя взгляд от плохо различимых на расстоянии рисунков, сказала:

— Шеф вызывает, срочно. Он в танцклассе.

Виктор кивнул и поднялся, одергивая рукава. Удалось мне заметить лишь то, что татуировки представляли собой какие-то символы доблести, которыми нередко помечают себя люди, вошедшие в военное братство или побывавшие в наше мирное время на полях сражений.

Я хотела было поотстать, но Виктор, мрачно сверкнув глазами, пропустил меня вперед. Затылком я ощущала его холодный, неодобрительный взгляд.

Семенов говорил об одной татуировке. У водителя их было как минимум две, а может, и больше, при этом намек на любовь, счастливую или несчастную, в них мог бы усмотреть разве что человек с основательно сдвинутым мировосприятием.

Около двери, ведущей в танцкласс, я постояла несколько секунд, тщетно ожидая проявления от «этого бандита» джентльменства. Потом подумала, что это я, в самом деле, ломаюсь, если есть возможность воспользоваться даже мелочью и повернуть все так, как мне удобнее.

Лучезарно улыбнувшись, я потянула на себя ручку двери и, отойдя в сторонку, сделала приглашающий жест рукой. Вероятно, никому до сих пор не приходило в голову шутить с Виктором, даже таким милым и ненавязчивым образом. На какое-то мгновение раздражение его вспыхнуло с еще большей силой, но затем плотно сжатые губы тронула легкая ухмылка, и, едва заметно кивнув мне, в знак того, что оценил юмор, Виктор степенно прошел в комнату.

Инструктаж еще не начался. Это я поняла сразу, как и то, что до сих пор директор вообще ничего вразумительного не произнес. Занятия шли полным ходом, Паша, очевидно, решил, что Петрушков, накачавшись пивом, просто заглянул на огонек. Некоторое замешательство произошло, когда в класс вошел Виктор. Девушки недоуменно косились на него, он — на них.

Петрушков, привыкший к строжайшему контролю со стороны суровой и непоколебимой в своем единовластии супруги, без ее железного руководства самостоятельно и шагу сделать не мог. Сейчас он подпирал стенку рядом с входной дверью и с любопытством подростка, просверлившего дырку в стене женской раздевалки, во все глаза пялился на нестройный ряд обтянутых в трико ножек.

— Девочки, — укоризненно говорил Паша. — В чем дело, голубушки? Быстренько собрались и повторили вот с этого движения…

«Как бы Петрушков не пошел на попятный», — подумала я и, привалившись к стене рядом с директором, опустила руку и больно ущипнула его за ляжку.

От моего щипка Петрушков взвился, издав при этом громкий возглас. Тут, наконец, Паша отвлекся от любимого занятия, обернулся и посмотрел вопросительно на Петрушкова, затем озадаченно — на Виктора, недоуменно — на меня.

Я изобразила ангелочка, опустила голову и прошипела Петрушкову:

— Объявление.

— Объявление! — радостно воскликнул Петрушков, покосился почему-то на Виктора и смущенно кашлянул: — Я хотел сказать, раз уж все в сборе, я хочу сделать объявление. В наше распоряжение на сутки любезно предоставлен дом отдыха, куда мы завтра утром и отправимся. Как вам, Павел Анатольевич, идея провести занятия на загородной базе отдыха? Там и места побольше, и сауна имеется, чтобы, значит, шлаки из организма вывести. Прошу всех предупредить домашних, что обратно вернемся послезавтра, чтобы никто не беспокоился.

Во время его речи я не забывала делать вид, что внимательно слушаю, при этом украдкой наблюдала за реакцией остальных.

Паша хотя и был недоволен тем, что объявление делается в самый разгар занятий, но весть о предстоящей поездке на базу отдыха воспринял благосклонно. Он даже сделал потише музыку, чтобы Петрушкову не надо было так надрываться в попытке перекричать магнитофон.

Виктор помрачнел больше обычного и глянул на Петрушкова так, словно тот совершил серьезный проступок, приняв важное решение, предварительно не посоветовавшись с водителем. Петрушков неодобрительно-насупленное выражение лица водителя тоже заметил, однако не удивился, а только раззадорился и, почти не отрывая торжествующего взгляда от «бандита», со злорадными нотками в голосе продолжил:

— Выезжаем завтра отсюда на микроавтобусе в десять ноль-ноль. Убедительная просьба никому не опаздывать, с собой взять все необходимое для занятий и другие важные для вас мелочи. Еду брать не надо, все заказано и оплачено. Всех без исключения прошу считать завтрашний день обычным рабочим днем и относиться к нему со всей ответственностью. Если кто-то не может поехать, он должен предъявить уважительную причину. Я буду в своем кабинете в течение ближайших, — Петрушков задумчиво поднял глаза к потолку и покачнулся, — скажем, пятнадцати минут. Вопросы есть?

Девчонки несколько мгновений молча переваривали информацию, потом дружно завизжали и захлопали в ладоши. Черноволосая пухленькая Марго воскликнула было: «Ой, а у меня завтра друг приезжает!» — потом махнула рукой и добавила: «Ну и черт с ним. Куда он денется! Я ему записку напишу, чтобы денек подождал». Все засмеялись и наперебой начали вносить предложения, что именно следует написать в записке. Только одна Жаннетта, казалось, ничуть не обрадовалась — она бросила растерянный взгляд в сторону Виктора и вскинулась, желая что-то сказать.

— Ну что вы, шеф, какие вопросы! — за всех ответил Виктор. — Все понятно, отъезд завтра в десять.

Некоторые из присутствующих посмотрели на водителя с удивлением, — очень уж непривычно было видеть его открывающим рот по собственной инициативе и при этом говорящим в таком благодушном тоне. Жаннетта осеклась и тоже посмотрела на Виктора. Тот едва заметно качнул головой, она кивнула в ответ.