Он пристально посмотрел на меня и протянул мне руку на прощание. Я стал по стойке смирно, ответил на рукопожатие и несколько раз сглотнул, прежде чем ответить:

– И я желаю вам всего наилучшего, герр майор, скорейшего выздоровления и возвращения в часть.

Отсалютовав рукой, я вышел из комнаты. Суждено ли нам когда-нибудь снова встретиться с этим человеком, которого я чтил и уважал? Несмотря на свою педантичность, он по-отечески заботился обо всех нас.

Вскоре поток моих мыслей был прерван. Вновь назначенным в тот вечер командиром стал майор профессор Вайгерт, или «папа» Вайгерт, как мы его звали между собой. Это был типичный университетский профессор. Во время Первой мировой войны он дослужился до звания гауптмана, затем был преподавателем в университете в Бреслау, где читал историю германского искусства. Как и его предшественнику, Вайгерту было 45 лет, но по характеру он очень отличался от майора Циммермана. Приказы майора Циммермана были по-солдатски лаконичны. Майор Вайгерт тоже умел приказывать, однако по большей части он разговаривал с подчиненными, как со своими учениками. И солдаты, и офицеры ценили и уважали и того и другого, как отцов-командиров.

Я попрощался со своим другом лейтенантом Шулером и другими офицерами штаба, после чего вместе с посыльным Вильманом мы отправились обратно на передовую. Мои глаза быстро привыкли к темноте. То здесь, то там в небе вспыхивали сигнальные ракеты. По этим вспышкам можно было определить, где приблизительно проходит передовая. Над головой жужжали «швейные машинки» иванов, сбрасывая вниз небольшие бомбы. Для того чтобы облегчить себе дорогу, мы воспользовались широкой асфальтированной улицей, по которой несколько часов назад прошли наши «штурмгешютце». На нашем участке все было спокойно. Солдаты-ветераны понимали, что и с той и с другой стороны часовые, изо всех сил напрягая глаза, всматриваются в сторону фронта. Точно так же в состоянии постоянной готовности пребывает и их слух. Случись что подозрительное, и они тут же поднимут тревогу. Любая промашка может иметь катастрофические последствия; она будет означать смерть как для них самих, так и для многих их товарищей. Из-за того что дистанция до противника была очень небольшой: он находился в 30–50 метрах от жилого здания, наши часовые должны были быть бдительными вдвойне. Это подтвердил окрик: «Хальт! Кто идет? Пароль!» Только после того, как мы назвали пароль, часовой позволил нам подойти. Никаких особых изменений в обстановке не произошло.

Из высотного здания слышалось тихое позвякивание. Там находился гауптфельдфебель Михель с полевой кухней. Отделения получили горячее питание и другое необходимое им, чего должно было хватить до того, как горячую пищу привезут в следующий раз. Если были письма, то должны были подвезти и их тоже.

Увидев меня, наш «дядюшка» подошел и тихим голосом отдал рапорт. Я поблагодарил его и протянул руку:

– Ну, Михель, как дела? С обозом все в порядке?

– Яволь, герр лейтенант! Мы рады, что вы снова вернулись в роту.

– Взаимно. Жаль только, что в роте осталось так мало стариков. Нужно использовать их с максимальной пользой.

– Унтер-офицер Павеллек уже приготовил ваш ужин, герр лейтенант.

– Это хорошо, но я лучше поем суп из полевой кухни.

Лица трех хорошо знакомых мне ветеранов ухмыльнулись мне, оскалив зубы, но не прервали начатой деятельности. Так они ответили на то, что я дружески похлопал каждого по плечу. Все было так, будто я никогда и не отлучался. Ячменная похлебка была, как обычно, хороша. В ней не было никаких дополнительных деликатесов. Что бы мы ни получали от любого из наших поваров, один из которых был мясником, а второй пекарем, им всегда удавалось приготовить нам нечто удобоваримое.

Я повернулся к Михелю и сказал ему, чтобы после того, как он закончит с раздачей пищи, он прибыл на мой КП.

На КП уже находились мой друг Ули Вайнгартнер, Павеллек и Неметц. Ули доложил мне, что на нашем участке все было в порядке. На какое-то время обстановка стала спокойной. Я обернулся к Павеллеку:

– Жушко, мне нужно, чтобы на КП немедленно прибыли лейтенант Фухс и фельдфебель Гроссман с обер-фельдфебелем Якобсом.

Затем я снова повернулся к Ули и сообщил ему о смене командиров, а также о том, что мне совсем не понравилось состояние здоровья майора. Тут появился гауптфельдфебель Михель, который доложил, что вместе с полевой кухней собирается покинуть расположение роты.

– Очень хорошо, Михель, постарайтесь уцелеть вместе с солдатами и гуляшканоне. Теперь вы знаете, где примерно мы будем располагаться завтра. Если нам повезет, то, может быть, мы уже будем на Волге, если нет, то где-нибудь между нею и нынешней нашей позицией. Берегите себя.

Михель быстро отдал честь и вышел. Вскоре прибыл фельдфебель Гроссман и обер-фельдфебель Якобс, а чуть позже и лейтенант Фухс.

– Ну, господа, проведем короткое совещание: вы, как и я, знаете, какова обстановка на сегодня. У меня в роте один легко– и двое тяжелораненых. Тот, кто ранен легко, останется в роте. Каковы потери у вас, герр Фухс? Никаких? Прекрасно! Прежде чем мы поговорим о завтрашнем дне, я передам вам то, что мне поручил наш командир. Я был в батальоне. Герр Циммерман заболел желтухой. Сегодня вечером его сменил майор профессор доктор Вайгерт.

Мы с герром Вайнгартнером знаем доктора Вайгерта со времен пребывания в Кенигсбрюкке. Когда дивизия была сформирована, лейтенант Вайнгартнер даже был командиром взвода в 14-й роте, которой командовал гауптман Вайгерт (в таком звании он был в то время). Я думаю, что нам повезло. Кто знает, как бы вел себя с нами и солдатами незнакомый командир, назначенный со стороны.

Ули радостно воскликнул:

– Папа Вайгерт будет хорошо заботиться о нас. Он – прекрасный малый!

– А теперь о завтрашнем дне. Два штурмовых орудия, скорее всего, снова будут с нами. Об этом попросили их командование и из нашего полка тоже. Кроме того, завтра нас будут также поддерживать и наша артиллерия, и наша 13-я рота с ее тяжелыми полевыми гаубицами.

То есть у нас будет больше огневой мощи, и мы не будем предоставлены сами себе, как это случилось сегодня днем. Когда я разговаривал с командиром штурмовых орудий лейтенантом Хемпелем, он сказал, что если они прибудут, то не раньше 09.00 завтрашнего утра. Для нас это означает, что мы не сможем начинать до этого времени. Когда рассветет, нам придется внимательно наблюдать за местностью и за развалинами и вызвать на них огонь нашей тяжелой артиллерии. Когда подойдут самоходные орудия, моя рота совместно с ними вступит в бой. Гроссман, вы возьмете два взвода и пойдете справа и слева по улице со вторым орудием. Я вместе с остальными тоже пойду по обеим сторонам улицы с первым орудием лейтенанта Хемпеля. Вы, господин Фухс, будете двигаться в нашем тылу несколько правее. В зависимости от того, как будет вести себя противник, вы будете знать, что делать, и сможете прикрыть мою роту огнем с правого фланга. Ули, вы будете действовать по обстановке. Остаетесь за обеими ротами в резерве. Мы дадим знать, если вы понадобитесь. И держите связь. Якобс, вы своими тяжелыми пулеметами и тяжелыми минометами будете прижимать противника к земле. Любые различимые цели должны быть уничтожены как можно скорее. Конечно, господа, это проще сказать, чем сделать! Нам следует быть адски внимательными и быть готовыми к возможному нанесению удара в любую сторону. Ведь никто не может знать, где в этом нагромождении развалин могут прятаться иваны. Есть вопросы? Нет! Тогда до завтра, надеюсь, все пройдет спокойно.